она разглядывала окна домов, особенно по вечерам. Сцены повседневной жизни — жизни, которую ей не суждено познать и прожить, — запечатленные на этих мирных картинах в оконных переплетах, казались ей утопией. Женщина на кухне, экран телевизора с новостями, дети за игрой или за письменным столом, сонно склонившиеся над учебниками, — ручеек простых будничных вечеров. Столько окон и дверей в этом душном, раскаленном городе, а пойти ей некуда.

Лали покосилась на Дургу. Девочка в оцепенении смотрела сквозь щели в брезенте. Вот еще одна бедолага, кому некуда податься, и гораздо более ценный и востребованный экспортный товар, чем она.

Возможно, Соня подумала о том же, потому что сказала:

— Я могу забрать ее с собой. Я знаю, где она будет в безопасности. Ты тоже можешь пойти со мной, если хочешь.

Лали с недоверием посмотрела на блондинку. Такой доброй она ее еще никогда не видела, и если прислушаться, в ее приглашении звучали нотки горечи, как будто она делала его неохотно. Лали отрицательно покачала головой. Она не хотела идти с Соней и тем более не хотела оставлять с ней Дургу. Но крыши над головой у нее нет, а значит, нет и выбора.

— Куда ты ее отвезешь? — прошептала она.

— Ваша мадам Дипа, ты ей доверяешь?

Лали кивнула.

Соня посмотрела на нее и сказала:

— Это лучшее, что мы можем сделать.

Лали чувствовала, как ночной воздух проносится над головой. Грузовик несся, как страшный левиафан, по пустынным улицам.

Глава 42

В комнате было темно. Рэмбо сидел на стуле, жестком и неподатливом — когда он попытался откинуться назад, не сдвинулся ни на дюйм. Должно быть, деревянный, а не из хлипкого пластика, промелькнуло в голове. Не обращая внимания на боль, пронзившую распухшее лицо, он улыбнулся. Не имеет значения, на чем он сидит.

Мужчина, расположившийся напротив него, держал в руках пистолет. Рэмбо был уверен в этом, хотя почти ничего не различал в темноте. Попробовал пошевелить запястьями, связанными тонким нейлоновым шнуром, врезающимся в кожу. Охваченный яростью, попытался вырваться из ненавистных оков, но, осознав тщетность усилий, выдохнул и глубже вжался в сиденье.

Управляющий откашлялся.

— Открой окна, — приказал он кому-то.

Темная фигура прошла мимо Рэмбо в угол комнаты и распахнула окно. Внутрь тотчас просочился тусклый свет фонарей. Стихийный бунт у ворот ашрама давно закончился, но пока еще слышались редкие возгласы и призывы.

Рэмбо выпрямил спину, посмотрел на управляющего и попытался улыбнуться:

— Разве вы не должны находиться там? Бороться с кризисом?

— Нет никакого кризиса, который требовал бы моего вмешательства.

Рэмбо кивнул в сторону окна.

— Горячие головы и расходный материал, — усмехнулся управляющий. — Пушечное мясо любого бунта. Некоторые из них отдадут свою жизнь за Махараджу, а другие слетаются, как мухи, всякий раз, когда затевается буча. В любом случае кризиса нет. Никто лишний сюда не проникнет.

Рэмбо хотел донести мысль, что все это какая-то ошибка, заслуживающая не более чем оплеухи. Но в полумраке странной, какой-то неестественной тишины наткнулся на непробиваемость управляющего. В отчаянии он решил спровоцировать его, чтобы добиться хоть какой-то реакции.

— А как насчет письма, которое просочилось наружу, а? Та девушка из обслуги вашего Махараджи, которая написала кому надо и навела ЦБР на ваш след?

К немалому изумлению Рэмбо, управляющий улыбнулся. Трудно было представить, что этот человек способен на улыбку.

— О да, — с сарказмом прозвучало в ответ. — Она обвинила Махараджу в изнасилованиях, секс-торговле, физической расправе и похищении людей. И к чему это привело? За воротами стоят всего два полицейских джипа — и полтыщи верных последователей нашего Махараджи, его йоддхами. Они скорее поубивают всех женщин в ашраме, чем позволят тронуть бога. Ты не понимаешь силу религии, Майти. Махараджа — их бог. Разве может бог сотворить такое со своей женой?

Рэмбо раскачивался взад-вперед на стуле, чувствуя вкус крови, скопившейся во рту. Его охватила паника. Управляющий и его помощник бесстрастно смотрели, как он бьется в путах. Когда силы иссякли, Рэмбо опустил голову и, тяжело выдохнув, с ужасом заметил, что по его промежности расползается мокрое пятно.

— Мы взяли тебя не потому, что ты хороший сутенер, Майти. Наш выбор объясняется тем, что ты слишком туп, чтобы выйти за рамки того, что тебе велено. И вот как все обернулось.

Из глаза Рэмбо покатилась слеза, вызванная мучительным страхом, которого он не испытывал уже много лет. Сплевывая кровь на пол, захлебываясь в рыданиях, Рэмбо умолял сохранить ему жизнь. Он всего лишь хотел заработать немного денег, у него не было никакого плана. Планировала Соня, а он увидел свой шанс, хотел черпнуть ведерко воды из огромного моря. Теперь, когда из него вышибли всякую браваду, Рэмбо жалко оправдывался, молил о пощаде. Но не мог найти слов, чтобы объяснить все это доходчиво.

Управляющий положил пистолет себе на колени, снял очки и небрежно держал их в одной руке. Рэмбо обнаружил, что его собственный взгляд прикован к очкам, а не к пистолету. Как странно, подумал он. Ему до сих пор не верилось, что он может умереть.

В конце концов его вырвало на пол. Он уставился на бледно-желтую лужу, ужасаясь виду отвратительной массы с каплями крови. Закрыл глаза и, теряя сознание, расслышал слова управляющего:

— Ты найдешь нам эту белую сучку. Найдешь слитки и деньги.

Глава 43

В этот поздний час Тилу был готов продать почку, если бы это принесло ему хоть несколько банкнот, чтобы он мог купить пинту чолая[69] или даже банглы. Он посмотрел на свои чаппалы[70], на правом порвался ремешок. Придется хромать до самого дома. Вот ведь как, он отправился на спасательную миссию, и все закончилось порванной сандалией… Никогда в жизни он не ощущал себя в такой степени мужчиной, рыцарем, как в тот миг, когда вместе с Бхогой ринулся спасать Лали, бросая себя в пасть смерти. Щуплое тело, впалая грудь и исхудалые руки — все налилось силой, подкрепленное чувством надежды и значимости. Но то, чего он всегда жаждал, так и не удалось достичь.

Стая дворняг, по ночам охранявшая вход в его переулок, заступила на дежурство. Шелудивая сучка с водянистыми глазами, вожак стаи, Тилу окрестил ее Мааги, стояла в сторонке и, склонив голову, помахивала хвостом в ожидании ласки. Он уселся на землю и коснулся грубой шерсти, нащупывая кончиками пальцев костлявый череп. Мааги ткнулась в него носом, призывая не останавливаться. Какое-то время Тилу посидел, вдыхая тепло доверчивого существа, которое ничего от