– Хайш пишет, что «ограничением бесконечно-возможного ты получаешь конечно-реальное. Таким способом бесконечное сознание переходит от бесплодного потенциала к подлинному творению – чтобы сделать что-то помимо существования. Он начинает действовать и воплощать свои идеи… свои фантазии. Он начинает тратить свой миллиард долларов».

– Как ни странно, меня это заинтриговало, – признала Алисса.

– Итак, Бог постигает себя, постигает существование посредством линз, которые есть Вселенная и все разумные существа во Вселенной. И конечно же, мы входим в этот перечень. Он ограничивает себя, разделяет себя на части, так сказать. И делает так, чтобы ни одна из этих частей не была всезнающей. Ведь что интересного во всезнании? Ничто и никогда не может тебя удивить. Куда интереснее читать детектив, если никто не рассказал тебе, что будет в финале.

На лице Алиссы промелькнула озорная улыбка.

– И куда более интересно заниматься сексом, если ты не единственное существо в комнате, – заметила она. – Хоть конечное, хоть бесконечное.

– Поддерживаю, – рассмеялся Крафт и, посерьезнев, продолжил: – Итак, постановив, что существо, наделенное бесконечным потенциалом, ограничило себя, мы получаем полярность. И это абсолютное требование для существования, для опыта. Нельзя получить длинное без короткого. Быстрое без медленного. Верх без низа. И так далее. С другой стороны, поскольку в нашей Вселенной существует полярность, Бог сможет понять, насколько он могуч и велик, потому что есть существа слабые и малые. Существует добро и зло. «Внутри» и «снаружи». Любовь и ненависть. Полярность. Не просто белое марево. Разделив себя на ограниченные части, Бог создал яркий гобелен впечатлений, опыта. Или, как отметил великий физик Фримен Дайсон, «законы природы установлены так, чтобы сделать Вселенную как можно интереснее».

– Полагаю, ты веришь, что в конце нашего пути каждый из нас в итоге воссоединится с целым.

– В конечном итоге – да. Этот способ рассмотрения Бога и того, как он решил свою изначальную проблему, имеет для меня глубокий смысл. И мне нравится прикладная часть этой теории. Эта система воззрений охватывает многие доктрины различных религий. И если она верна, если мы все – часть Бога, существующая ради того, чтобы помочь Богу постигнуть существование, то нет нужды в молитве. Нет необходимости в религиозных организациях. Не то чтобы то и другое как-то мешало. Но это вовсе не обязательное требование. И нет никакого рая или ада. Нет никакого божества, которое будет нас судить. Единственное, что от нас требуется, – чтобы мы жили и постигали жизнь во всем ее богатстве и контрастности.

– Но разве в этом случае добро и зло не эквивалентны?

– Отличный вопрос. Но ответ – нет. Потому что карма неумолима. Ведь если мы все действительно часть Бога, то любую боль, которую ты причиняешь кому-либо, ты причиняешь себе. Но опять же – боль нужна. Разве можно испытать удовольствие, если не существует боли? Если все будет приятным, то ничто не будет таковым. Как можно распознать добро, если не существует зла? В конце концов, мы все воссоединимся с целым в нематериальном мире. И там нам придется столкнуться с болью, ужасом, трудностями и жестокостью, которые мы навлекли на кого-то, и даровать облегчение.

На этот раз Алисса скептически нахмурилась:

– Я понимаю то, что ты говоришь. Но мне это кажется все-таки несколько снисходительным отношением к жестокости и злу, тебе не кажется?

– Может быть. Но, опять же, Хайш объясняет это более подробно, чем я.

Глаза Алиссы широко раскрылись, когда она вспомнила еще кое-что, о чем Крафт говорил в той закусочной в Кентукки.

– Когда ты выражал свое благоговение перед способностью подсознания управлять нулевой энергией, ты также предположил, что, возможно, тем самым подключаешься к разуму самого Бога. Это тоже часть данной теории?

– Великолепно, – промолвил Крафт. – Даже в Лейк-Уобегон ты была бы выше среднего уровня. Еще раз процитирую Хайша: «Точно так же, как творение можно считать процессом извлечения из бесконечности, а не событием, при котором что-то возникает из ничего, так и наше личное сознание можно считать остатком, извлекаемым при фильтрации бесконечного сознания через мозг, а не порождением химических процессов в мозгу».

– Следует признать, что это очень убедительная теория, – сказала Алисса. – Пока я не могу сказать, что готова перейти в эту веру, однако многое в ней кажется мне осмысленным. Та часть, в которой речь идет о подключении к разуму Бога, показалась бы мне чрезвычайно надуманной, – созналась она. – Но зная, что твое сознание может добыть из мимолетнейших флюктуаций в вакууме достаточно энергии, чтобы помешать пуле или мчащемуся на тебя пикапу причинить тебе малейший вред, мне гораздо легче поверить и в это.

– Как я и сказал в той закусочной, чудеса повсюду вокруг нас. Что такое еще одно чудо?

– Когда мы только встретились, ты потряс меня своим дзенским спокойствием. И теперь я понимаю, откуда оно у тебя – если ты действительно веришь в Теорию Бога.

– Ну, я действительно стараюсь принимать все как есть. Но обычно мне это не удается. Я все еще подчиняюсь определенным импульсам, которые возникли в этом удивительном мире в этой удивительной Вселенной. Я верю, что зло – важная часть опыта, но по-прежнему делаю все, что в моих силах, чтобы остановить его. Когда у меня не получается, я говорю себе, что опыт есть опыт, что разнообразие очень важно, что я не оценил бы свои успехи без поражений. Но почти всегда от этих самоуговоров нет никакого прока. Я не могу жить, ни во что не вмешиваясь, пусть даже моя вера предполагает, что так надо.

Алисса кивнула. Она знала, насколько сложно человеку преодолеть собственные внутренние импульсы.

Крафт вздохнул.

– И хотя разумом я верю в посмертие, – добавил он, – я все еще боюсь смерти. Инстинкт выживания во мне по-прежнему силен.

– Учитывая все случившееся, это даже хорошо, – отозвалась Алисса. – Это очень хорошо.

Алиссе было странно вернуться в Блумингтон. Блумингтон остался тем же самым, а вот она сама – нет.

Было трудно даже осознать, сколь многое изменилось за короткое время, прошедшее с тех пор, как она в последний раз была здесь: как в ее личной жизни, так и во взгляде на реальность – понятия о том, что возможно, а что нет, перевернулись вверх дном.

«Боинг» был нужен самому Мартину, поэтому он отправил Алиссу и Крафта в аэропорт Индианаполис на «Гольфстриме». После «Боинга Бизнес-джет-2» казалось, что «Гольфстрим» не летит, а ползет по небу.

Они остановились в гостинице, куда направлялись несколько дней назад, и теперь намеревались выйти на связь с Адамом Турко и получить от него «добро» на вылазку. Он отлично вписался в роль начальника личной охраны Эбена Мартина, хотя с того самого момента, как его назначили на эту должность, он был приставлен к Бреннану Крафту. Ему было сказано, что приказов Крафта следует слушаться точно так же, как приказов самого Мартина.