Она посвятила свой энтузиазм делу процветания Сандитона. Леди Диана превратилась в пламенную патриотку этого места, восхваляя прелести жизни у моря и его целительные свойства, а также обрела еще одно уникальное свойство: стала кем-то вроде эксперта по работе с грубыми и неприветливыми смотрителями купален. Каждый вновь прибывший, рискнувший испытать на себе чудотворное воздействие морских процедур, должен был сначала разыскать мисс Паркер, прежде чем решиться на погружение.

— Я служу, как могу и умею, дорогой брат, — заявила она ему со своей обычной сдержанностью. — Но я делаю это с такой преданностью, с которой ничто не может сравниться! Поскольку я сама испытываю страдания, то мне легче понять недомогания других людей.

Затем, обращаясь к нему за помощью, она взмолилась:

— Дорогой Сидни, теперь, когда ты приехал к нам, ты можешь оказаться полезным. Наши лечебные процедуры здесь действительно оказывают целительное действие, их ни в коем случае нельзя смешивать с чистой коммерцией в городке! Только представь себе, нечистоплотные и неразборчивые элементы способны перечеркнуть ту хорошую работу, которой я сейчас занимаюсь! Они просто расчетливые грабители! По моему мнению, к ним относятся и деятели из департамента финансов вместе со своими криминальными противниками. Дорогой брат, значение имеют лишь целебные, нравственные методы. И мы их нашли! Нужно лишь пресечь злоупотребления, избавиться от них, и снова вернуться к своим делам.

Со своей стороны Сидни Паркер пообещал любую помощь и содействие. Впрочем, он сам мог пребывать в некотором замешательстве относительно того, что способно помочь Шалтаю-Болтаю, вышедшему из доверия, но, как всегда, когда он имел дело со своей властной сестрицей, ему не оставалось ничего иного, кроме как слушать и повиноваться.

Кроме того, этот новый императив должен был влить в него свежие силы для выполнения стоящей перед ним задачи. Оказавшись, подобно Гамлету, в сложной ситуации, он должен был столкнуться со множеством проблем и спасти свою семью. Хотя наш Сидни Паркер оставался привычно бесстрастным, но, собираясь действовать, он должен был, пусть даже в шутку, по крайней мере признаться в одном: ему следовало попытаться изменить положение вещей хотя бы только ради одной мисс Хейвуд.

Сколь случайными ни были бы его любовные приключения, он все-таки помнил, что награда — любовь красавицы — всегда достается храбрейшему. Эта точка зрения отныне представлялась ему исполненной здравого смысла.

Впечатлительные молодые люди, как бы ни досаждала им пылкая страсть, редко бывают охвачены ею. Те, кто сохраняют ясность рассудка, полное самообладание, сопротивляются прелестям любви, только они проявляют подлинную силу характера. И если из уст такого молчаливого и сдержанного персонажа удается вырвать слова обещания, то к ним следует относиться как к величайшей ценности.

Среди этих заслуживающих уважения молодых людей оказался и Сидни Паркер, оказался с тех самых пор, как признался себе, что его влечет к Шарлотте Хейвуд: к ее необыкновенной самодостаточности, к ее природной уверенности в себе. Он выказывал неослабевающую привязанность к этой леди, лучше сказать — приверженность ей.

Очередная демонстрация его страсти состоялась в тот самый день, когда он узнал, что среди тех, кто попался в расставленные береговой охраной сети, оказался неизвестный, скромный, недавно прибывший в Сандитон молодой коннозаводчик и жокей, работающий на мистера Мэттью Доусона. Говорили, что против некоего Генри Хейвуда выдвинуты серьезные обвинения: он якобы принимал участие в недавних набегах контрабандистов. Его также обвиняли в ужасном преступлении — он обманывал департамент финансов Его Величества.

Хейвуд громко протестовал против предъявленных обвинений, заявляя, что он невиновен и даже не знал о существовании подобной незаконной деятельности. Он утверждал, что был настолько поглощен своими обязанностями конюха и жокея во время непродолжительного пребывания на побережье Сассекса, что ни на минуту не мог отлучиться, разве только для того, чтобы отдохнуть ночью. Его содержали под арестом, пока власти решали судьбу преступников, задержанных при недавних беспорядках.

Все это чрезвычайно озадачило Паркера. Он не мог не удивляться тому, что при столь незначительных уликах против Хейвуда его по-прежнему содержали среди обвиняемых. Проведя небольшое собственное расследование, он вскоре выяснил истинную причину его ареста. Очевидно, хотя самого Хейвуда и не задержали в ту ночь, береговая охрана получила конкретные сведения, касающиеся вины молодого человека. Ими оказались показания его доверчивого работодателя, который заявил теперь, что он чрезвычайно разочарован происшедшим.

Этот джентльмен, как сообщили Паркеру в полиции, разговаривал с ними свободно и открыто, правду говоря, он готов был разговаривать со всеми, кто согласен был слушать, о том, как его использовали самым бессовестным образом, и в особенности о своем разочаровании этим парнем.

— Он — всего лишь мальчишка, — объяснял джентльмен, — которого я взял к себе из чистого сострадания, будучи уверенным в его честности, поскольку у него не было других рекомендаций, кроме того, что он вырос в деревне и проявлял большой интерес к нашему спорту. Откуда мне было знать о его жадности и слабости духа? Я и представить себе не мог, там, в Лондоне, об искушениях на этом богатом побережье. Тому, кто рожден вором, перед ними не устоять!

Подобное обвинение привело Сидни Паркера в ярость. Едва он услышал его, как уже не мог удержаться. Брат Шарлотты! Оказаться замешанным, да еще так глупо, в подобном гнусном предприятии, наверняка задуманном этим беспринципным интриганом! Это недопустимо! Он догадывался, что в заявлении Доусона кроется нечто большее, чем можно было предположить на первый взгляд.

Сидни принялся вспоминать события последних месяцев, обдумывая этот абсурдный и нелепый донос. Постепенно все начало проясняться. Он подозревал, что этот конспиратор продумал весь план от начала и до конца — и еще до того, как приступил к расширению Сандитона. Это казалось очевидным: весь хаос возник благодаря задуманным Доусоном хитростям. Молодой Хейвуд оказался всего лишь прикрытием его планов и жертвой.

Сидни принялся выяснять, в чем заключался для Доусона соблазн этого отдаленного побережья и чем объяснялось его желание отправиться в такую даль, сойдя с роскошной лондонской спортивной сцены. Его больше не удивляла готовность этого человека вложить столько сил в сооружение новой скаковой дорожки. В сущности, предложение сэра Эдварда предоставило опытному и хитрому игроку великолепную возможность, и только сильный стратег мог разглядеть его выгоды.

В самом деле, вряд ли его могли привлечь всего лишь открытые пространства у моря, ожидающие его лошадей. И его совсем не прельщала перспектива прогуливаться по модному курорту, вдыхая соленый морской воздух. Для Доусона главный интерес представляли защищенные от непогоды пещеры и тайные порты, близость общины к континенту и ее возможности для незаконной торговли. Для того чтобы, не вызывая подозрений, самым законным образом оказаться в Сандитоне, поблизости от свободных торговцев прибыльных южных территорий, он пошел бы и не на такие жертвы.