— А что такое Швейцария?

— Это мы, — просто сказал я. Ну как можно объяснить этой очаровательной заречанке принципы страны банкиров? Я просто погладил ее по голове. — Спи…

Солнце жарило долину с таким азартом, что даже косой взгляд в сторону окон отдавался болью в глазах. Как ни странно, но храм продолжала наполнять нежная прохлада. Здесь было прохладно днем и тепло ночью, здесь была прекрасная акустика, сюда не залетали комары с Голодного Поля. Почему? Не знаю. Но древние строители несомненно являлись мудрыми и изобретательными людьми. Мы с Иришкой переселились сюда просто из желания продемонстрировать полное отсутствие страха — мы не боялись никаких бандитов-охотников, неведомых воинственных пришельцев и прочих напастей — но тут оказалось так здорово, что теперь нас из храма и дустом не выгонишь.

Трудно поверить, но моя повадка спать до полудня и бродить до полночи вызывает здесь глубочайшее уважение — Сын Луны, как-никак. Ночной житель. Первой обычно просыпается Ирена. Она завтракает, потом приносит кувшин ледяной воды и принимается омывать мне лицо — местный вариант «кофе в постель». Весьма взбадривающий поутру способ. Рекомендую.

Однако сегодня первым проснулся я. Словно толкнул кто-то в бок. Солнце за окном светило во всю, веяло легким запахом дыма, доносился далекий неясный детский гомон. Я поднялся, поцеловал дремлющую Иришку, отошел к окну, прислушался… Неясные голоса терялись на фоне ревущего водопада.

«Ногна! — внезапно прорезалось сквозь общий гул, и через пару секунд снова, — ногна!»

Я быстро оделся, выскочил из храма и направился к Колодцу.

— Лунный Дракон, Лунный Дракон, — кинулись ко мне малолетние братья и сестренки Мая, — там ногна упала! Ногна из Небесного Города!

Май, со своей мамашей и Вейсой, стояли у Колодца, там же маячила Стива и еще какой-то мальчишка. И все они с опаской поглядывали на верхнюю площадку лестницы. С ума сойти — еще и месяца не прошло с тех пор, как я поклялся в их безопасности, а они уже не прячутся по подвалам, увидев что-то неожиданное!

Над краем Колодца появилась голова, облепленная черными волосами, плечи… И на площадку поднялся крупный парень в промокшей насквозь белой рапсодии с красным кантиком, опоясанный ольхоном с ножнами тонкой чеканки, и с алыми шерстяными браслетами на запястьях.

— Я Соктан из рода властителей Со, — гордо вскинул он голову и внезапно грозно зарычал. — На колени перед властителем, смертные!

По редкому ряду жителей долины промелькнуло колебание — уж очень уверенно командовал пришелец. Я почувствовал, что еще мгновение — и они действительно встанут на колени, и выступил вперед, стремясь порвать это влияние прирожденного повелителя.

— Ты должен поклясться… — за пару выигранных секунд мысль удалось сформулировать четко и однозначно. — Ты должен немедленно поклясться в верности Поселку и его жителям или отправиться обратно в Небесный Город!

— Конечно отправлюсь, — вальяжно ответил парень. — Я собираюсь пройти путем настоящих мужчин. Ты — Лунный Дракон? Ты пойдешь со мной. Возьми с собой пару крепких ребят и какую-нибудь девицу, чтобы не так скучно по ночам было.

Он жизнерадостно захохотал. А я с ужасом понял, что как только этот парень, наглый и самодовольный, словно американец среди папуасов, войдет в поселок — так вот, свысока, мимоходом, распоряжаясь чужими судьбами и жизнями, демонстрируя свое величие и чужую рабскую сущность — и жители, только-только поверившие в себя, опять попрячутся в щели, словно червяки, увидевшие воробья. Ни один из них, запуганных с младенческих лет, не рискнет встать с клинком в руках — лишь бы не опускаться на колени. А парень уже шагнул вперед, глядя на Стиву через мое плечо. Я стронулся в сторону и преградил ему дорогу.

— Разве ты не слышал меня, мальчик? Ты должен немедленно принести клятву верности или немедленно покинуть долину.

— Что?! — взревел он и расправил плечи еще на добрых полметра. — Как ты, смертный, разговариваешь с властителем рода Со…

— Это наверху ты властитель! — перебил я его, — А здесь — обычный попрошайка, забредший в чужой поселок…

Я говорил это не столько парню, сколько Маю и его братишкам, будущим мужчинам, которые должны знать, что в их доме никто не имеет права повышать голос — ни властитель, ни гость, ни сам господь Бог.

— Ах, ты… — властитель схватился за ольхон.

На фоне бесчисленных радуг блеснул широкий изогнутый клинок. Пришелец ни секунды не колебался, готовясь отнять чужую жизнь. Он был абсолютно уверен, что каждый встречный-поперечный обязан опуститься перед ним на колени или умереть. Точно так же, как комар уверен в своем праве сосать чужую кровь. И переубеждать властителя имело не больше смысла, нежели перевоспитывать комара на вегетарианскую диету.

— Видит бог, я этого не хотел, — вздохнул я и тоже обнажил оружие.

Все женщины немедленно завизжали. Парень рванул вперед и принялся быстро и азартно рубить меня с высоты своего изрядного роста. Неуклюже отбиваясь, я в считанные секунды получил четыре или пять резанных ран — фехтованием надо было в детстве заниматься, а не шахматами — но уловил мимолетную паузу в его напоре, изловчился и врезал ногой в пах. Рубка мгновенно прекратилась. Властитель скорчился от болевого шока. Не дожидаясь, пока этот здоровенный бугай возьмет себя в руки, я коротко резанул лезвием по горлу.

«Пять — один. Если считать по очкам, то он победил» — с улыбкой облегчения подумал я. На камень потоком хлынула парная кровь. Парень медленно осел на колени, ткнувшись лбом в парную лужу собственной крови, завалился на бок. Ноги его мелко затряслись. И при этом он еще продолжал хрипеть…

Радость победы улетучилась мгновенно, как и не было. Молодой, лет шестнадцати, мальчишка умирал в луже собственной крови.

Зачем? Чего ради?

«У меня не было другого выхода…» — напомнил я себе, и с ледяным холодом в душе понял, что уже слышал эту фразу. Малх сказал то же самое, перерезав Чапе глотку. Я убил вожака охотников в немалой степени и за это… А сам? И кто же я теперь? Сейчас Малх, наверное, сидит у небесного костра и хохочет, глядя на меня сверху вниз.

Почему же так происходит? Неужели нельзя жить на этой планете, не убивая себе подобных? Я ведь хотел сделать как лучше! Неужели нет другого способа творить добро?!

* * *

— Это мир такой… — вздохнул Капелевич, развалясь на диване и глядя на свои ногти. — Единственный аргумент — меч. Это в наше время ты можешь написать жалобу, позвонить в милицию, подать в суд. А тот мир — это первобытный строй. Или убей оппонента, или признай его правоту.

— А тебя убивали, Гриша? — заметался я по гаражу. — Подумай, одно движение клинка, и твои планы, твоя любовь, твои надежды и мечты испаряются в луже крови. Попробуй представить: тебя растила два десятка лет твоя мать, вкладывала в тебя всю свою душу. Ты строил свою жизнь, учился, вкалывал, добивался. Ты полюбил женщину, ты надеялся вырастить детей. И все это исчезнет после одного точного удара…