считают, что я влюблена в Сен-Жюста? – сердито спрашиваю я.

– Я слышал, что он очень красив, – серьезно отвечает Мэр. – Что у него лицо ангела.

– Ах, Нина, – говорит Этти, всхлипнув, и бросается в мои объятия, чуть не сбив меня с ног. – Без тебя было так грустно!

Поверх ее головы Мэр многозначительно смотрит на меня, как бы говоря, что мы все заплатили за нее цену гораздо выше того, что она стоила.

Он взрослый мужчина, член гильдии Хранителей знаний, шпион, закаленный преступник, поэтому я изо всех сил стараюсь не показывать ему, как смешно мне оттого, что его совершенно замучила одна маленькая девчонка.

– Что ты здесь делаешь, Черная Кошка? – спрашивает он.

– Мэр, я бы не пришла, если бы не…

Этти отталкивается от меня руками.

– Мэр? – Она внимательно смотрит на человека, державшего ее в заключении. – Мэр?!

Он смотрит на меня с осуждением во взгляде.

– Мэр?! – снова повторяет Этти с полным недоверием. – Один из трех ныне живущих Чудесных Двора чудес? Человек, убедивший весь город, что он их мэр, и три года правивший Парижем? Мэр, который проник в Австрийский двор и сбежал из Бастилии?

Я перевожу взгляд с одного из них на другого.

– И вы говорили, что вам нечего мне рассказать?!

Быстро прерываю этот поток обвинений и обращаюсь к Мэру.

– Мне нужна экспертиза, а больше попросить некого. Больше никто не сможет сделать то, что мне нужно.

– Я отплатил долг, пряча ее здесь, – хмурится он и указывает на Этти, как будто она всего лишь конверт, который нужно было спрятать от посторонних глаз. – Мы ничего не говорили о дальнейшей помощи.

Я улыбаюсь ему.

– Мэр, если вы сделаете мне такое одолжение, то вам больше не придется скрывать ее от Тигра, и ваш долг будет полностью уплачен.

Ему хватает доли секунды, чтобы принять решение.

– Что я должен сделать?

– А как же я? – спрашивает Этти острым, как клинок, голосом. – Что мне прикажете делать, пока вы с Мэром отправитесь на поиски приключений? Ты не можешь оставить меня здесь или где-то перепрятать. Я этого не вынесу, Нина!

Смотрю на нее ледяным взглядом.

– Я собираюсь проникнуть в гильдию Плоти и убить Тигра, – говорю я.

Сложность моего дела должна успокоить ее и прекратить все рассуждения о приключениях.

Но, к моему удивлению, она улыбается, и я вижу блеск в ее глазах.

– Хорошо, – говорит она. – Нам давно пора было это сделать.

33. Изуродованная Плоть

Снаружи, на улице Плюме, уже опустилась ночь. Масляные лампы – бледные круги света, которые лишь слегка прорезают окружающую тьму. Это дает всем Отверженным прекрасную возможность ограбить случайного прохожего или что-то откуда-то украсть.

– Ты знаешь, что делать? – спрашиваю я Этти, когда Мэр наконец уходит.

– Да, – решительно отвечает она.

Я издаю тихий свист – сигнал Призраков.

За моей спиной из ночной тьмы появляется Гаврош. Он взял за правило везде следовать за мной, не знаю, почему: то ли по приказу Орсо, то ли потому, что он так любит Этти, что надеется встретиться с ней, если будет постоянно ходить за мной следом.

Сегодня ему повезло.

Этти тихо вскрикивает и заключает его в объятия. Он так широко улыбается, что, кажется, какая-нибудь половинка лица сейчас отвалится.

– Серый брат, ты отведешь Этти туда, куда она должна идти?

Он с любовью смотрит на Этти и кивает.

– Тебе страшно? – спрашиваю я Этти.

– Всем бывает страшно, – говорит она, повторяя старые слова Азельмы.

– Этти, ты же понимаешь, нам не выжить в этой схватке, – мягко говорю я.

– Тогда мы умрем вместе, – отвечает она и дерзко встряхивает кудряшками. – Лучше я проживу одну славную ночь, охотясь бок о бок с тобой, Нина Тенардье, чем сто жизней – без тебя.

Она поднимает ладонь, и я вижу шрам в том месте, где был порез, когда мы приносили друг другу клятву во дворце много ночей назад. Я тоже поднимаю руку, и мы сплетаем пальцы.

– Nous sommes d’un sang, – произносит она и вместе с маленьким Призраком исчезает во тьме.

* * *

Меня ждет следующее дело. Проскальзываю к неохраняемой части дворцовых стен, которую я обнаружила много лет назад во время ночных блужданий, и бесшумно крадусь ко входу, которым, как мне известно, обычно пользуются слуги. В чулане у входа достаю из сумки платье, первый из множества «инструментов», которые я позаимствовала у герцогини де Каллисеб однажды ночью, когда ее не было дома. Пудрю лицо, чтобы не казаться такой смуглой, щиплю щеки, чтобы добавить им цвета, и разбрызгиваю духи на краденый парик. Я также позаимствовала тяжелые бриллиантовые серьги, которые сейчас аккуратно цепляю на уши.

В такой амуниции я выскальзываю из чулана в один из коридоров, где сразу замечаю широкоплечих лакеев, снующих туда-сюда с подносами, полными еды. Наталкиваюсь на одного из них будто бы случайно и, покачнувшись, нарочито громко смеюсь.

– О боже, понятия не имею, где оказалась, – хихикаю я.

Кажется, лакею неприятно, что его отвлекли от работы, но он приклеивает на лицо улыбку и с невероятной галантностью отцепляется от меня.

– Позвольте проводить вас обратно наверх, мадам.

Он ведет меня через Павийон-де-Флор, а потом наверх, в основную часть дворца, по задней лестнице. Он открывает дверь… и в глазах у меня рябит от цвета и света.

Бал – это толпа разгоряченных тел в ярких нарядах, занимающая два этажа центрального павильона, Павийон-де-Л’Орлож. Замираю на минуту, чтобы полюбоваться на огромную люстру, бросающую на всех присутствующих яркий, искрящийся свет. Говорят, это самая большая люстра во всем Париже – да что уж там, во всем мире. Может быть, однажды я украду ее, и она будет висеть над головой у Томасиса в Сияющем зале гильдии Воров. Но сегодня у меня другое задание: нужно закончить мозаику, поставив на место последнюю деталь моего плана.

Сегодня здесь присутствуют все, кто занимает хоть какое-то положение при дворе: знать, королевская семья, послы иностранных государств.

Мимо меня проходит лакей с подносом. Протягиваю руку, беру бокал с игристой розовой жидкостью и делаю глоток. Напиток прекрасный: легкий, шипучий, от него чуть щиплет в носу. Рассматриваю бальную залу через стекло бокала, считаю количество слуг, кружащихся по ней с подносами с шампанским в руках, отмечаю, через какие входы и выходы они проходят. В комнате двадцать человек стражи в голубых ливреях, по двое у каждой двери. Я хмурюсь. Краем глаза замечаю голубой мундир с блестящими медными пуговицами: кто-то из Сюрте. Насчитываю четверых агентов. Их несложно заметить, хоть они и стараются