превозносил тонкую душевную организацию подруги, всячески подчеркивая, что она не такая, как все. Бедная девочка глотала этот сладкий яд как пепси-колу и с восторгом исполняла малейшие капризы своего повелителя. Женя блаженствовал, но вскоре чары рассеялись, девчонка выскользнула из-под его влияния, вышла замуж, что было полбеды, но стала делать стремительную карьеру, и это действительно разбило Петровскому сердце. Как так, дурочка без всяких знакомств, без блата и протекции, а в тридцать лет уже начмед больницы на тысячу двести коек. Фигура! А он до сих пор влачит жалкое существование доцента кафедры психиатрии. Ну да, уважаемый специалист, признанный ученый, но нет у него этого сладкого права решать чужую судьбу, казнить и миловать. У него нет, а у этой жалкой девки, которая перед ним заискивала, как собака, есть! Петровский чувствовал себя как персонаж пьесы его тезки Шварца, когда тень отделилась от ученого и заняла его место. Он люто ненавидел Жанну Кольцову и даже подъезжал к Дмитрию Сергеевичу, чтобы тот испортил ей карьеру, но Зубков отговорился тем, что его интерес к практически безупречному специалисту может вызвать подозрения. Представится случай, он ее утопит, а лезть на рожон не надо.

И случай вскоре представился. Петровский узнал, что в поле зрения милиции попал Кольцов, подвозивший Ларису Федосееву до института. Они с Зубковым разминулись буквально на несколько минут.

Обычно Дмитрий Сергеевич выслеживал облюбованную жертву до дома, запоминал, где она живет, а через несколько дней подкарауливал по пути домой, изображал радость от встречи с девушкой, которую раньше видел в мединституте и был сражен наповал ее красотой, и убалтывал подвезти. Раньше система иногда давала сбои, но теперь, когда каждый ленинградец знал его в лицо, девушки садились к нему в машину без всякой опаски. Это же второй секретарь обкома партии, лучший представитель народа, что плохого он может сделать?

То ли Зубков постарел, то ли охота, сделавшись рутиной, потеряла былую прелесть, но, увидев вышедшую из машины Ларису, Дмитрий Сергеевич без затей надвинул кепку пониже на глаза, сгорбился и жалким голосом попросил проводить его. Якобы он выписался из больницы, встретить некому, а чувствует себя еще не очень хорошо. Пусть девочка выведет его хотя бы на людное место, а тут такие задворки, упадешь — три дня будешь лежать, пока найдут.

Лариса без колебаний согласилась.

Подставить Кольцова придумал именно Петровский. Он предвкушал, как будет наблюдать падение своей ненавистной подружки, потому что жену убийцы, на минуточку, психиатра, которая не сумела распознать маньяка у себя под носом, с треском выгонят с ее руководящего поста. С такой биографией будет в регистратуре карточки выдавать и каждый день кланяться, что хоть сюда-то взяли. А он станет в гости приходить и утешать, красота… Сначала он ограничился тем, что подбросил в квартиру несколько лифчиков из старых запасов своей жены, которая, к счастью, не любила выбрасывать вещи, но и не сильно четко помнила, что у нее где лежит, решив, что на безрыбье менты с радостью ухватятся даже за столь хилую улику. Так и случилось, но следователь, доверявший Евгению Степановичу как себе, поделился с ним, что Кольцов, ясное дело, и есть маньяк, но доказательная база никакая. В этот момент Петровский с Зубковым в полной мере осознали нависшую над ними опасность. В поисках улик жизнь Иннокентия Михайловича Кольцова изучат, как под микроскопом, перетрясут все его окружение, в котором, между прочим, состоит близкий друг семьи Петровский, а там и до Зубкова рукой подать. Следователь — матерый волкодав, гений сыска, вдруг что-то нароет, ибо как ни старайся, а идеальных преступлений не бывает.

Признание Кольцова стало насущной необходимостью, но следователь был не только умный, но и порядочный человек и пытки не приветствовал. Странным образом ему хотелось не только поставить галочку, но и докопаться до истины.

Пришлось рискнуть. Петровский как бы нехотя согласился поработать с маньяком и, оставшись наедине с Иннокентием Михайловичем, предложил ему взять вину на себя в обмен на лечение его племянника Никиты.

После трудных и мучительных колебаний тот согласился. Петровский обещал, что сделает все, чтобы Кольцов попал в психушку, а не в тюрьму, но и пригрозил, что, если Иннокентий вздумает отказаться от своего признания, ребенок моментально вылетит с протокола. А надо помнить, что курс долгий и для полной ремиссии может потребоваться не один, а несколько курсов.

Посреди процесса Петровский умер, без его участия Кольцова признали вменяемым и приговорили к расстрелу, но он покорился своей участи. Лечение Никиты еще нельзя было прерывать, а Кольцову все равно никто бы не поверил.

Оставшись без товарища, Зубков немного отдохнул и вернулся к своим забавам. Маньяк в тюрьме, больше его никто не ищет. Но у мединститута отсвечивать все равно было уже опасно. Дмитрий Сергеевич стал искать новые пути, и однажды, бегая в Ботаническом саду в субботу, заметил среди студентов, занимавшихся физкультурой, очень симпатичную девушку в своем вкусе.

Сейчас нравы простые, человек в спортивном костюме на улице оскорбляет вкус, но не вызывает удивления, особенно если это фирменный костюм, так что Зубков без особых помех проследил за Викой Ткачевой, установил, где она живет, а через несколько дней подкатил с ней знакомиться.

Звезды сошлись так, что как раз в это же время великий экономист Смульский приехал в глубокой тайне подкупить валютки у одного проверенного человечка, жившего недалеко от Вики.

Борис Витальевич выходил от него как раз в тот момент, когда Вика узнала Зубкова и вспомнила, что незадолго до исчезновения подруги они с ней вместе присутствовали на большой встрече Дмитрия Сергеевича со студентами, причем он проявлял к подруге явную симпатию. Открытие ошеломило ее так, что она начала крыть Зубкова матом, это услышал Смульский, сообразил, что происходит что-то нехорошее, но не смылся поскорее, а с полным карманом вражеских долларов поспешил на помощь. Он увидел, как Вика упала и как человек, в котором он не сразу узнал своего знакомого Зубкова, подхватил ее на руки. Решив, что девушке просто плохо, Смульский позвал, как он думал, незнакомца к своей машине, чтобы быстро отвезти ее в ближайшую больницу.

Зубков растерялся. Самым разумным в данной ситуации представлялось убийство свидетеля, но у него, безжалостно лишавшего жизни девушек, не поднялась рука на старого приятеля. Ситуация осложнялась тем, что он сразу узнал Смульского и был уверен, что и тот тоже его узнал.

В каком-то ступоре он послушно сел в машину и некоторое время подчинялся командам Бориса Витальевича, который наконец понял, кто перед ним, но все еще