Только когда врач сказал, что обнаружил на затылке большую гематому и придется им ждать милицию, приятели переглянулись и Зубков окончательно пришел в себя.

Мысль заработала. Что толку, если он сейчас сбежит, ведь врач с медсестрой еще на этапе реанимации ясно дали понять, что узнали их со Смульским знаменитые на всю страну физиономии. Исчезновением из приемника он только распишется в своей виновности.

Можно надавить, чтобы дело замяли, но это слишком большой риск. Желающих его сожрать не меньше, чем зависящих от его милостей.

С другой стороны, маньяк вроде бы сидит, а со стороны убийство Вики выглядит как ссора влюбленных. Смульский расскажет все, как видел, он честный человек, даром что полны карманы баксов. (Адресок этого валютчика был Зубкову тоже известен, так что он сразу догадался, что Смульский делал в глухом дворе.) Так, стоп! Зубкова озарила лучшая идея в его жизни.

Отозвав Смульского под предлогом перекурить, Зубков предложил ему взять убийство на себя. Он поможет, сделает так, что Борис Витальевич получит условный срок да выйдет еще героем. Устроит ему самого снисходительного следователя, самого ловкого адвоката, поддержку в периодической печати… В случае же, если Смульский не заслонит товарища грудью, он все равно поедет на зону, но теперь уже не только за убийство девушки, но и за валютные махинации.

«Твое слово против моего, — резюмировал Зубков, — и кому из нас поверят?»

Смульский был реалист, поэтому согласился быстро. До приезда милиции он передал Зубкову валюту, а тот вполне убедительно попросил врача и медсестру никому о нем не рассказывать и поехал к жене Бориса Витальевича вырабатывать наиболее выгодную для мужа версию.

И все у них получилось. Почти.

Тут ее размышления прервала Гортензия Андреевна, вышедшая в сад поднабрать желтых слив для украшения торта. Ирина встала ей помочь.

— Лежите, лежите, Ирочка, — остановила ее учительница, — я сама. В вашем положении нельзя руки поднимать.

— Почему это?

— Пуповина может загнуться.

— Да? — Ирина пожала плечами, но на всякий случай стала рвать сливы с нижних веток. Они были мягкие и пахли солнцем. — Гортензия Андреевна, а я все не могу понять…

— Да, Ирочка?

— Насчет нашего дела… Все клеветали на бедную Вику, но у Смульского с женой цель была понятна, они бились за условный срок, директриса тоже, наверное, получила какую-то указивку…

— Или на полном серьезе считала, что девушка, закрутившая роман с женатым человеком, никем, кроме психопатки, быть не может.

— Или так. Но что мне абсолютно не ясно, зачем тетка клеветала на свою племянницу. Неужели сговорилась со Смульскими? Но это я не знаю, кем надо быть, чтобы таким образом выгораживать убийцу своего родного человека…

Гортензия Андреевна покачала головой и с внезапной легкостью подпрыгнула за особенно большой и желтой сливой. Ветка дрогнула, и на голову Ирине свалилось еще несколько.

Учительница засмеялась:

— Ой, простите, дорогая!

— Ничего.

— Так вот что я вам скажу, — Гортензия Андреевна вновь сделалась серьезной, — не приписывайте милейшей Искре Константиновне больше пороков, чем у нее есть. Я уверена, что она совершенно искренне считала девочку исчадием ада.

— Н-да?

— Вы заметили, что в своих показаниях она несколько раз посетовала, какая у нее была идеальная семья, пока в ней не появилась Вика?

Ирина кивнула.

— По словам Голубевой, у нее был идеальный брак, золотые дети, но все буквально полетело к чертям, стоило приютить сиротку, — фыркнула Гортензия Андреевна, — ребенок-де их ссорил, науськивал и всячески интриговал с ловкостью опытного царедворца.

— Это смешно.

— Когда бы не было так грустно. К сожалению, Ирочка, мне приходится сталкиваться с таким явлением в своей работе. Бывают семьи, где мать и отец — люди, мягко говоря, с комплексами, порой еще бабушка подливает масла в огонь, в общем, атмосфера ужасающая. Что-то надо делать, но себя не хочется ни обвинять, ни тем более переделывать, сильно донимать супруга можно, но опасно, поэтому на роль козла отпущения назначается самый беззащитный член семьи и тот, чья психика находится наиболее близко к здравому смыслу. Тот, кто в состоянии оценить обстановку трезвым и незамутненным взглядом и расставить все по своим местам. Как правило, это ребенок, но бывает и отец, и жена, и даже бабушка. Этот злодей своим ужасным поведением буквально вынуждает остальных членов семьи злиться, закатывать истерики, а порой распускать руки и принимать алкоголь. Вот Вика и оказалась таким козлом отпущения, а поскольку она была девочка честная и прямая, то вся ответственность за семейные неурядицы упала на нее тяжелым грузом, которого она не вынесла и ушла в интернат. Естественно, Искра Константиновна продолжала считать ее исчадием ада, наверняка жаловалась всему своему окружению, как она натерпелась от трудного ребенка, но со стороны ситуация все равно выглядела небезупречно. Сдала родную племянницу в интернат, не помогала, не общалась… Трудно это объяснить нормальным людям. Поэтому Голубева с огромным восторгом ухватилась за возможность официально подтвердить, что Вика была психически нездоровая. Наверняка Искра Константиновна с нетерпением ждала момента, когда после суда сможет объявить себя святой женщиной и даже жертвой, чудом избежавшей смерти от руки племянницы-психопатки.

— Да уж, — вздохнула Ирина, — один ради племянника на позор и смерть пошел, а другая…

— Пошел-то он пошел, но забыл, что покрывает настоящего маньяка, будущие жертвы которого тоже чьи-то дети и племянницы, — отрезала Гортензия Андреевна.

— Петровский наверняка ему толсто намекнул, что маньяк — государственный деятель и его никогда не поймают.

— Ах, трудно жить честному и доброму человеку, — улыбнулась учительница, — трудно, но приходится.

* * *

Услышав шелест велосипедных колес по гравию, Ирина открыла глаза. На скорости Кирилл завернул в калитку и спрыгнул с велика, ловко перекинув ногу через раму. Ирина улыбнулась, вспомнив, что в детстве мечтала научиться садиться на велосипед по-мужски, но так ничего и не вышло, только упала в канаву несколько раз и разбила колено. Аллегория будущей жизни женщины? Да нет, просто совпадение.

— Я буду долго гнать велосипед, — запел Кирилл вполголоса, — в глухих лугах его остановлю, нарву цветов и подарю букет той девушке, которую люблю…

Он протянул ей охапку уже по-осеннему ярких цветов, название которых она все время забывала.

— Кирилл, ну где ты пропадаешь? — мама вышла на крыльцо, деловито вытирая руки подолом фартука. — Тебе нужно твой велосипед до правления гнать, повесить анонс завтрашнего турнира.

— Давайте, Мария Васильевна.

— Я бы Егора отправила, но он готовится к игре. Завтра у него очень опытный и коварный соперник.

— Давайте, давайте, — улыбнулся Кирилл, — не умею головой, так ногами поработаю.

Ирина встала с гамака:

— Кирюш, а прокати меня на