— Вы – порядочный человек, господин капитан, — вздохнув, произнёс Гурьев. — А к сему, действительно, мало что удаётся добавить.

— За людей не тревожьтесь, Яков Кириллыч. Найду. За это – не тревожьтесь.

— И не думал, Вадим Викентьевич, — улыбаясь, пожал плечами Гурьев. — Уж о чём о чём, а вот об этом – вот совершенно не собирался. Других забот полон рот, уж не обессудьте.

— А она?

— Что – она? — улыбка пропала с лица Гурьева, и Осоргину показалось, что на этом лице улыбка невозможна, как невозможно дышать лёгкими под водой. — Достаточно того, что я вас до смерти напугал, Вадим Викентьевич. Пусть живёт. Она…

Да что ж она за дура такая, Господи, ужаснулся Осоргин. Что же, разве можно любовь такую не видеть, Боже Ты мой, что же Ты глаза-то ей не откроешь?!

— Извините, — проговорил Гурьев, глядя на крыльцо дома. — Извините, господин капитан. Давайте теперь обсудим, какие средства вам потребуются на первое время. Может быть, вам стоит посмотреть на Париж? Что скажете?

— Во Франции наших немало, — Осоргин вздохнул. — Но…

— Вы собирайтесь потихоньку, Вадим Викентьевич. Недели вам хватит?

— Дня хватит, Яков Кириллович.

— Отлично. Отыщите там Константина Ивановича Полозова. Да-да, того самого. Адрес у меня старый, ну, да это ненадолго вас задержит в поисках. Передадите ему от меня привет и попросите порекомендовать кого-нибудь из его знакомых. Он в Париже с двадцать восьмого, мы с ним, в общем, договаривались насчёт кое-каких вещей. Думаю, вы с ним быстро общий язык найдёте.

— Вот оно что…

— Что?

— Нет-нет. Ничего, Яков Кириллыч. Ничего. Извините. Я слушаю.

Гурьев достал из кармана пиджака конверт:

— Это вам. Открывайте.

Моряк некоторое время шуршал бумагой.

— А не боитесь, что сбегу? — хмуро поинтересовался Осоргин, рассматривая аккредитив на предъявителя. — С такими-то деньжищами.

— Сбежите? — изумился Гурьев. — Куда же бежать-то, Вадим Викентьевич? Земля не только маленькая. Она ещё, как назло, шарообразная. Прискорбно, я бы сказал.

— Ну, Яков Кириллыч, — Осоргин покрутил шеей, и лицо его неожиданно просияло улыбкой. — А ведь верно. Верно, чёрт возьми. Ставьте боевую задачу, господин верховный главнокомандующий.

— Вы знаете, я не стану этого делать сейчас, Вадим Викентьевич. Я – и вы моим именем – мы просто будем предлагать людям работу, за которую станем выплачивать весьма достойное жалованье. Мне требуется отряд настоящих невидимок, способных уничтожить любого, если это потребуется, как бы хорошо его не защищали. Это очень кратко и только то, что касается боевого подразделения. А будет ещё одно. Аналитическое. Я повторяю, мне нужны бойцы и отчаянные головы, готовые на всё. И при этом мне требуются люди разумные, способные думать и учиться. Я не хочу пока никакого пафоса и речей, Вадим Викентьевич. Это мы успеем, и этого впереди предостаточно, но сейчас – сейчас, я полагаю, не время. Пока нам это ни к чему – огласка, громкие заявления, обсуждения будущих политических блоков, союзов и конституций. Это и есть то, чего следует всеми силами избегать. Нужно просто работать. Сопоставлять факты. Анализировать. В схватке на ножах всё решают доли секунды – и один-единственный удар. Мы пропустить удар не имеем права. А для этого нужна не только скорость и ловкость движений, но и умение мыслить быстро и чётко. Вот так. В первом приближении.

— Это как же?

— С тем, чем нам предстоит заниматься, Вадим Викентьевич, количество и свойства поступающих в наше распоряжение сведений будут расти лавинообразно. Необходимо располагать людьми, которые, воспринимая эти сведения, научатся выделять главное из всего потока, анализировать и делать выводы. Я знаю – это невероятно трудно. Гораздо легче пользоваться предрассудками и следовать предубеждениям, и это мне тоже прекрасно известно. Но – не выйдет. Вот, например. Каков, по-вашему, объём документации в средней величины банке?

— Даже предполагать не берусь, — пожал плечами Осоргин.

— Тысячи папок, в каждой из которых – две, три сотни страниц. Чтобы представить себе движение средств по счетам, нужно хотя бы бегло просмотреть их, уже имея при этом понятие о работе банковских механизмов.

— Это невозможно.

— Совершенно верно. Обычным способом, каким бы делалось это, невозможно. А мы – сможем.

— Но…

— Я не могу сейчас погрузить вас в бездну технических подробностей. Мы утонем в деталях, это вредно для дела. Если я доживу до старости, я непременно напишу роман в духе Уэллса или Жюля Верна. А сейчас – вот не время, и всё тут.

— А… концепция?

— Помните нашу поговорку, Вадим Викентьевич? В России две беды – дураки и дороги.

— И воровство.

— И суровые законы, чья суровость сходит на нет благодаря необязательности исполнения. И с этим тоже предстоит покончить. С одной стороны, с чрезмерной суровостью, с другой – с необязательностью. Не зверская жестокость наказания, а его неотвратимость – вот что по-настоящему важно. А для этого нужно устранить дураков и победить бездорожье.

— Эй, дубинушка, ухнем.

— Разумеется. Покончить с дураками на ключевых постах. Заменить их умными. Снабдить их средствами передвижения, для которых отсутствие дорог – не преграда. И связь – надёжная, двусторонняя, неподверженная помехам и нарушению даже актами прямой диверсии или саботажа. А потом – переворот. Конец колхозам, земля – крестьянам. Никакого возврата латифундий, не будет этого. И никаких дикостей вроде прежнего петровского самодержавия, разумеется, из-за которого во многом и случилось то, что случилось. Пускай монархия, но… Увидим. Правительство с широчайшими полномочиями. Подъём уровня народного благосостояния, здоровья и образования. Земское самоуправление с собственной казной. Небольшая кадрово-территориальная армия. Вот так, с позволения сказать, штрихами. И главное во всём этом – народное образование, потому как с сиволапыми настоящей страны не выстроить ни за что. А тут нам большевики весьма даже отличную службу сослужили. И ещё сослужат. Есть такой господин товарищ по фамилии Потёмкин, не слыхали? Сталинский министр, то бишь нарком, просвещения. Уж не знаю, вопреки или благодаря, но работает это самое просвещение. И будет работать. Объективно – на нас будет работать, Вадим Викентьевич.

— Яков Кириллыч…

— То-то и оно, Вадим Викентьич. Скоро сказка сказывается, а вот с делом всё обстоит куда как труднее и драматичнее. А ещё, смею предположить, и кровавее. И есть ещё одна задача, по сравнению с которой все заговоры и боевые группы – детский лепет. Это – агитация и пропаганда. Потому что без поддержки населения в самой России мы ничего не добьёмся.

— А с этим вы как собираетесь справляться?!

— Ну, есть кое-какие мысли, — Гурьев кивнул. — Но об этом – несколько позже.