В 1667 г. нидерландцы установили морскую блокаду юго-восточного побережья Англии до самого Хариджа на севере. В июне де Рюйтер совершил свой знаменитый рейд на Мидуэй (поднявшись по Темзе. — Прим. ред.), прорвав оборону, проплыл до замка Апнор, сжег береговые строения и пять кораблей Королевского военно-морского флота, и увел с собой в качестве трофея «Ройал Чарльз», английский флагман. Триумф де Рюйтера вызвал в Республике настоящую бурю восторга: звонили церковные колокола, запускались победные фейерверки и сжигались изображения короля Карла. Удача повернулась лицом к нидерландцам и на Карибах. В 1665 г. казалось, что английские губернаторы в Новом Свете были близки к «полному изгнанию голландцев из всех мест в Западных Индиях». Вскоре Новые Нидерланды, Синт-Эстатиус, Саба, Эссекибо и Померун были захвачены, и король был «полон надежд вскоре услышать об аналогичных успехах против Кюрасао». В отличие от его успехов в Западной Африке, экспедиция де Рюйтера на Карибах ничего не достигла. Но Кюрасао устоял, и в конечном итоге нидерландцы отвоевали Эссекибо и Померун. В 1667 г. зеландская экспедиция из семи кораблей и 1 000 человек захватила английский форт в Парамарибо и, вместе с ним, всю потенциально богатую сахаром колонию Суринам. ВИК также снова заняла Тобаго.

Мир был подписан в Бреде в июле 1667 г. В соответствии с его условиями, Англия сохраняла за собой Нью-Йорк, но возвращала Синт-Эстатиус и Сабу, уступала Суринам и бывшую английскую западноафриканскую торговую базу в Коромантине, переименованную после этого в Форт-Амстердам, отказывалась от своих давних притязаний на остров Пола-Рун в архипелаге Банда, признавала принципы «Свободный корабль, свободные товары», и соглашалась модифицировать Навигационный Акт, позволив Германии считаться частью естественной внутренней периферии Республики.

Бредский мирный договор был триумфом Республики, партии-фракции Штатов, де Рюйтера и военно-морского флота, а также лично братьев де Витт. Корнелис де Витт, потерпевший унизительное фиаско в 1665 г. на Эйсселе, теперь был прославлен на аллегорической победной картине, повешенной в дордрехтской ратуше, где он был изображен представителем Генеральных Штатов на флоте, руководившим рейдом (смотри илл. 22) на Мидуэй, и увенчанным лавровым венком. На долю военно-морского флота, и не в последнюю очередь де Рюйтера, также достались почести. Одна из аллегорических победных картин, в настоящее время хранящаяся в Рейксмузеуме, изображает де Рюйтера и других адмиралов символически возрождающими рыбную ловлю, вытягивая сеть, полную сельди.

Напротив, для оранжистов война закончилась в обстановке растерянности и унижения. На ранних ее этапах юный принц и вдовствующая принцесса искусно лавировали между Сциллой, делая вид, что являются орудиями в руках де Витта, с одной стороны, и Харибдой, не проявляя энтузиазма к войне, с другой. Во время мюнстерского вторжения, когда внимание было сосредоточено на прискорбном состоянии армии и слабости обороны Республики на востоке, даже возникли некоторые предпосылки для продвижения дела принца. Всеобщей агитации за вручение командования армией лицу благородного происхождения было трудно сопротивляться. Но принцу было только шестнадцать лет, и партия Штатов доказывала, что военный опыт был более важным качеством, чем наличие прославленных предков. Чтобы отвлечь внимание от принца, были предложены кандидатуры двух знаменитых иностранных военачальников, которые могли бы взять на себя верховное командование — маршала Тюренна и шведского генерала Врангеля. В 1650-х гг. среди членов партии-фракции Штатов возникло республиканское представление, что единственный способ решения проблемы командования армией Республики заключается в том, чтобы найти иностранного военачальника с большим военным престижем, но не представлявшего политическую угрозу им самим. Это была традиция, которой в свое время воспользовался Мальборо.

Рассматривая сложившееся положение, в марте 1666 г. лейденский vroedschap пришел к выводу, что у принца было мало шансов получить назначение на высшую должность в ближайшем будущем, но что в скором времени в его судьбе можно было ожидать перемен к лучшему. В связи с этим члены городского совета считали жизненно важным убедить вдовствующую принцессу отослать всех людей, тесно связанных с Англией, подальше от принца, — особенно это касалось его гувернера Виллема ван Нассау, heer'а ван Зюленстейна, и передать опеку над Вильгельмом только ведущим деятелям «этого государства».

Несомненно, оранжисты были более склонны, чем партия-фракция Штатов, агитировать за скорейший мир с Англией, даже если это означало признание поражения. В августе 1666 г., когда военное счастье Республики, казалось, окончательно от нее отвернулось, харлемский vroedschap рекомендовал «приложить все возможные усилия» ради заключения мира, ибо «продолжение войны с этой короной будет означать полную гибель нашего возлюбленного Отечества». Но лишь немногие оранжисты мыслили в категориях активной соглашательской политики с Англией. Главное значение «Заговора Бюата», раскрытого в августе 1666 г., заключалось в том, что он показал, несмотря на острую партийно-фракционную вражду, существование довольно высокоразвитого чувства верности «этому государству». Анри Бюат был французским офицером на службе Генеральных Штатов, прикомандированным к свите юного принца, и страстным оранжистом, который стоял в центре заговора, организованного английским министром, лордом Арлингтоном. Цель заговора состояла в совершении оранжистского coup d'etat, который должен был свергнуть де Витта, положить конец войне, возобновить англо-нидерландскую дружбу и восстановить институт штатгальтерства. Бюат выдал себя при самых комичных обстоятельствах, перепутав в спешке свои письма, и лично по ошибке вручив де Витту секретное послание от лорда Арлингтона, которое раскрыло всё. Он был арестован и назвал имена своих сообщников. Но выяснилось, что кроме двух регентов-экстремистов в Роттердаме — одним из них был Йохан Кевит, который сумел бежать в Англию, — лица, замешанные в заговоре против режима, не были ни многочисленными, ни влиятельными. Этот эпизод, тем не менее, вызвал большой резонанс и оставался причиной неутихающей вражды между партиями-фракциями в последующие годы.

Раскрытие дела Бюата, по крайней мере, в краткосрочной перспективе, значительно усилило власть де Витта. В письме к вдовствующей принцессе, написанном 30 августа — за день до похорон Франса Хальса в Харлеме — он описал разоблачение заговора как «явное чудо, сотворенное Богом». До ареста Бюата в Республике велась общественная кампания за назначение принца главнокомандующим армией — в том числе и в Голландии. Так, в апреле 1666 г. де Витт и Gecommitteerde Raden пришлось разъяснить «Несколько важных принципов управления государством», то есть республиканскую концепцию, чтобы убедить Штаты Голландии категорически отвергнуть предложение, убедив в этот момент особенно Зеландию, что принц Оранский должен стать капитан-генералом, но не штатгальтером. В следующие месяцы после ареста Бюата вся эта кампания прекратилась. Де Витт и его союзники смогли ужесточить контроль над окружением и образованием принца, в конечном счете, избавившись от Зюленстейна и других нежелательных оранжистов. Де Витт продолжал уверять вдовствующую принцессу, что с предельной серьезностью относится к образованию принца, и что Голландия отстранила его от военного командования не из-за враждебности к Оранскому дому, но только из «государственных соображений». Рассматривая ситуацию несколько месяцев спустя, лейденский vroedschap посчитал бесполезным на данное время настаивать на том, чтобы принцу Оранскому было предоставлено место в Raad van State, придя к заключению, что следует дождаться «более благоприятной возможности».