В этот момент замечаю лежавшие на столе ключи от машины.

Нет, к ней я точно не поеду. Так… по городу прокачусь, и все. Голову остужу, а то совсем закипела.

* * *

Через час бесцельных катаний по запруженным машинами улицам я все же сворачиваю в сторону дома Инги. Манит меня туда, ничего не могу с собой поделать.

Рыжая ведьма мастерски разбередила мне сердце, только и думаю, что о том, зачем она явилась. Что пыталась доказать?

Оно мне надо бесконечно ломать голову? В конце концов, я взрослый человек. Решаю выяснить все наверняка.

Так уж и быть, пусть она объяснит мне, зачем явилась и скажет все, что хотела. Я послушаю, а потом решу, что с ней делать.

Рулю к ее дому, параллельно размышляя, как построить разговор.

А когда подъезжаю, вдруг вижу, как возле ее подъезда паркуется еще одна машина. Наблюдаю, как из нее выпрыгивает Островский.

С ромашками.

В висках резко начинает стучать, до боли в пальцах сжимаю руль.

Что и требовалось доказать, мать вашу!

Так-то она не сходилась с бывшим, да? Пришла ко мне, с невинными глазами и соврала. Хватило же совести.

По-хорошему, можно разворачиваться и ехать обратно в офис. Но…

Я для этого слишком зол!

Нет, в этот раз я так просто не отвалю. Выскажу этой брехливой дряни все.

Выскакиваю из машины, иду вслед за Островским. А тот спешит к известному подъезду, никого вокруг не замечает. Подхожу к нему сзади как раз в тот момент, когда он нажимает кнопку домофона и просит елейным голосом:

— Инга, милая, открой, пожалуйста.

Хватаю его за шкирку, чтобы не убежал, и говорю в динамик:

— Да, открывай, Инга…

Геворг

— Э-э… Вы что там вдвоем делаете? — слышу из динамика обалдевший голос Инги.

— Поговорить пришли… — сообщаю ей деловито.

Трясу Островского за шкирку и тот поддакивает:

— Поговорить!

В какой-то момент мне кажется, Инга вообще не откроет, но через время все-таки слышу сигнал, обозначающий, что замок подъезда разблокирован.

— Пошли, — рявкаю на Островского.

И придаю ему ускорения, толкнув внутрь.

Тот вбегает, и когда мы оказываемся за закрытой дверью, пищит с надрывом:

— Ты что себе позволяешь?!

— Вперед, — командую строго.

И Островский идет к лестнице. Я шагаю за ним, слежу, чтобы не сбежал.

Когда мы оказываемся на нужном этаже, Инга уже стоит в дверях. Одета в те же джинсы и бежевую блузку, что сегодня утром. Сложила руки на груди и смотрит на нас вопросительно. При этом ни грамма вины в лице, это ж надо, какая выдержка.

Замечаю, как она возмущенно сводит брови у переносицы, и меня кроет окончательно.

— Как у тебя совести хватило? — спрашиваю, глядя ей в глаза. — Приходишь ко мне с блинами, заявляешь, что не сходилась с бывшим… А я в этот же день встречаю его у твоего подъезда с ромашками. Нормально это, а?

— Инга! — охает Островский, — Зачем ты ходила к нему с блинами? Лучше бы пришла ко мне, я бы оценил…

Смотрю на этого прыща на ровном месте и диву даюсь. Как увидел Ингу, тут же приосанился, осмелел, гордо держит свои ромашки. Наверное, думает, что я при ней не вытру им пол… Это он зря.

Островский тем временем продолжает:

— Милая, ну скажи ему, что у нас чувства…

Он протягивает ей ромашки.

Но Инга за цветами не тянется. Ее выражение лица неуловимым образом меняется, она больше на меня не смотрит, сосредотачивает внимание на бывшем муже и говорит с ошалевшим видом:

— Какие чувства? Ты о чем вообще?

— Известно, какие, — заявляет Островский с невозмутимым видом, снова прижимает ромашки к себе. — Большие чувства! Я как получил от тебя сообщение, сразу понял, они есть!

— Да, Инга, — выступаю вперед. — Скажи нам обоим, к кому у тебя какие чувства…

Глаза Инги круглеют в момент, она смотрит сначала на меня, потом на Островского и снова на меня.

— Сейчас скажу, — с этими словами исчезает в квартире.

Стою жду, очень уж интересно, чем закончится этот цирк. Островский тоже ждет, с надеждой поглядывает на дверь.

Инга очень скоро появляется и держит в руках… сковородку!

— А ну, иди сюда, гад такой! — кричит она на бывшего мужа.

Тот пятится к лестнице, держит цветы на изготовке, будто собрался ими защищаться, и пищит:

— Эй, ты чего? Совсем с катушек слетела?

Норовит сбежать, но не успевает. Инга преграждает ему дорогу и замахивается сковородкой, говорит строго:

— Быстро рассказывай Жоре, как ты вломился в мою квартиру полгода назад с вещичками! Ну?

И так уверенно говорит, будто это правда.

Наблюдаю за тем, как Островский нервно сглатывает и выдает:

— Инга, я же для нас старался! Семью нашу спасал…

— Нет никакой семьи! — шипит она. — И не было с тех пор, как ты ушел от меня к Вере! Уясни это себе уже…

Ее возмущенный вид наводит на мысль, что она все-таки не врет.

Так… Это что же получается… Ничего не пойму.

— Подождите, — выставляю вперед ладони. — Инга, объясни мне по-человечески, пока я был в Китае, ты сходилась с Островским или нет?

— Нет! — качает она головой.

— Тогда каким макаром я встретил его у тебя в квартире? У него были ключи! С женским брелоком, явно ты дала…

— Ничего я ему не давала! — пыхтит она с воинственным видом. — Он их спер, когда уходил от меня к своей любовнице с вещами. А потом забрался в мою квартиру без моего ведома, и в этот момент ты его там застукал. Вот как все было! Теперь тебе все понятно?

Нет, мне непонятно, причем совершенно.

Как можно залезть в квартиру к женщине и говорить, что у тебя с ней отношения?

Как можно всем вокруг наврать, что ты сделал ей предложение и вы скоро поженитесь, когда это и близко не так?

Как можно вообще думать, что бывшая жена к тебе вернется, когда ты унизил ее изменой и ушел к другой?

Это все не вяжется у меня в голове, и объяснить это можно только одним — у Островского, по всей видимости, поехала крыша.

Но главное я все-таки ухватил — не стала бы Инга махать перед этим тараканом сковородкой, испытывай она к нему хоть что-то, кроме ненависти.

Его готова гонять сковородкой, а вот мне принесла блины. Что называется — почувствуйте разницу.