– Я одного не понимаю, – заметила Нетта, когда он умолк. – Ладно, с Варлогом натяжка вышла, что-то пошло не так. Допускаю, что Имельда через свою суперсову узнала о том, что он проснётся от чар через шестьсот лет в ночь на понедельник после программы «Время», объятый жаждой мести и желанием заполучить какое-то мегаважное Кольцо, и в итоге ей пришлось воплощать весь этот план с дневником и прочими примочками. Но зачем было отшибать Касу память и городить огород про Охотника?

Нетта обращалась больше ко мне и бабушке, но ответил сам Ксавьер, устало оперевшись локтями о колени и изучая узор на ковре.

– Потому что она хорошо ведала мой характер. Знала, что воспоминания не дадут мне покоя, и посчитала, что, забрав их, даст мне шанс построить новую жизнь здесь. – Он поднял лицо и посмотрел на меня. – Думаю, позже она видела тебя через Фенелу.

Час от часу не легче. Выходит, я получила нечто вроде благословления от ведьмы на отношения с её бывшим мужем, раз уж он всё равно обречён застрять в будущем? Я неуютно шевельнулась, крепче стиснув подушку, и закинула в рот сразу горсть подковок, однако чувство неловкости не прошло.

– Но как она могла это сделать! – внезапно взорвался Ксавьер, грохнув кулаком о стол, так что у меня чуть печенье носом не пошло. – Хотя обещала, что заклинание сработает и вернёт меня!

– Позволю себе заметить, что заклинание действительно сработало и вы вернулись в мир живых, – произнесла бабуля, поправляя съехавшую кружевную салфетку, и потянулась за упавшей чашкой.

– Простите. – Ксавьер опередил её, вернув ту на место. – Но я о другом: в последний вечер, когда я просил Имельду посмотреть глазами Фенелы, она наверняка почувствовала, что что-то может пойти вразрез с видением. Так почему не рассказала мне, позволив обманываться? Дала зарок, что будем вместе, а после забрала даже память о нас?

– Понимаю, что вы о другом, – спокойно заметила бабуля, дослушав взволнованную речь. – А теперь ответьте и вы мне: сделали бы то же самое, зная о последствиях? Пошли бы на жертву, будучи уверенным, что никогда больше не увидитесь с семьёй? Да и вообще вряд ли оживёте, поскольку у Имельды, скорее всего, не хватит на это могущества?

Ксавьер бросил на неё хмурый взгляд.

– Да, – ответил он после паузы. – У меня не было иного выбора. Сын Шакала так или иначе убил бы меня, а после, в нарушение слова, и всех остальных, как поступали до него его предки. А с ложной сдачей у нас хотя бы появился шанс заманить его в ловушку.

– Тогда не легче ли вам было отдавать эту жертву, веря в последующее воссоединение с Имельдой, а не горюя в свои последние минуты над тем, чего не мог изменить ни один из вас? К тому же она не солгала, сказав, что вы навеки вместе. Единожды побывав в чьей-то жизни, нельзя уйти из неё до конца. Мы так или иначе остаёмся в сердцах тех людей, а они – в наших.

На это Ксавьер не ответил, но горькая складка на лбу слегка разгладилась.

– А выбор есть всегда, – добавила Нетта. – Мог бы свалить по-тихому через какой-нибудь тайный ход, прихватив жену и ребёнка и оставив людей разбираться с Варлогом. Кстати, о ловушке для принца: значит, она была как-то связана с Кольцом? Тогда что Имельда варила в той чаше?

Ксавьер сцепил руки в замок, вглядываясь в пальцы так сосредоточенно, словно пытался прочесть ответ в их соединениях.

– В чаше она обыкновенно составляла смеси, жгла травы: за урожайный год, для предотвращения падежа скота, для врачевания недугов, когда кто-то хворал. А с Кольцом… тот же туман в голове. Остались лишь её слова: «Кольцо! Главное, помни про Кольцо, в нём его гибель и наше спасение».

– «Его» – то есть Варлога, – вставила я. – Теперь понятно, почему его высочество так жаждет заполучить побрякушку: наверное, Имельда и в первый раз заколдовала принца с помощью неё, и теперь он не хочет повторения истории.

– Только на сей раз с ним нет отряда воинов, – удовлетворённо произнёс Ксавьер, и в глазах зажёгся зловещий огонёк. – А любое самоисцеление имеет пределы.

– Вспомни, может, выйдя к Варлогу, ты должен был надеть на него Кольцо? – предположила Нетта.

– …которому, по задумке, полагалось убить его, однако что-то пошло не так, и оно лишь погрузило принца в сон, – подхватила я, но тут же сама отвергла эту теорию: – Тогда логично сделать вывод, что Кольцо осталось бы на Варлоге, а не попало необъяснимым образом к Санкёрам. Кстати, ты их знал? Может, в селении жил некий – ну, скажем – свинопас под такой фамилией?

– Или уборщик? – присоединилась Нетта.

– Проситель подаяний?

Мы переглянулись с предвкушающими улыбками.

– Так, на сегодня пора заканчивать, – укоризненно произнесла бабушка, поднимаясь, и принялась собирать посуду. – Уже третий час, а завтра нам понадобятся свежие головы.

Я присоединилась к уборке.

– Теперь остаётся придумать, как выковырнуть Кольцо из-под витрины мэра.

– Вот и будешь думать, помогая мыть посуду, – сообщила бабуля, сгружая мне поднос с тарелками. – Жаль, сейчас некогда как следует отметить воссоединение родственников.

Она уже направилась к выходу, когда заметила наши удивлённые взгляды.

– Что такое? – удивилась она в ответ. – Если учесть, что у Имельды был сын, а Нетта – единственная в Мистиктауне ведьма, естественно заключить, что Ксавьер приходится ей прапра и сколько-то там ещё раз прадедушкой.

Поднос выскользнул у меня из рук, но грохота не последовало, потому что Кас его подхватил. Машинально. Всё ещё не оправившись от шока.

Потом вернул мне и неуверенно посмотрел на Нетту. Она ответила таким же смущённым взглядом и неловко потёрла локоть.

– Ну я типа рада и всё такое, но не обидишься, если не буду называть тебя дедулей?

Он с облегчением рассмеялся.

– Согласен, к такому надобно ещё привыкнуть.

На кухню я заходила с опаской, но бабуля лишь мельком глянула через плечо и включила краны. Раздалось шипение, и раковина наполнилась паром.

– Дверь закрой, будь любезна.

Я послушно подтолкнула створку ногой и сгрудила посуду на столешницу.

– Сейчас ты начнёшь меня убивать, а шум воды – чтобы заглушить мои крики?

Она сняла со стопки верхнюю тарелку и принялась намыливать средством.

– Сейчас я буду мыть посуду, а ты – её вытирать.

Родители не раз предлагали бабушке установить посудомоечную машину, но она категорически отказывалась. Говорила, что вещи чувствуют, когда с ними обращаются с любовью, и отплачивают тем же, поэтому и блюда в такой окружённой заботой посуде получаются вкуснее. А от машины какие могут быть чувства?

Молчание становилось всё менее комфортным. Я встала на цыпочки и приоткрыла форточку, впустив ночной воздух. Думала, бабуля вызвала меня сюда для упрёков. Упрёки как-то легче выдержать, чем такую вот тишину. Вроде и нарушать рискованно, и терпеть невыносимо. Так и скандалили: она – драя тарелки, а я – протирая их махровым, с резвящимися поросятами, полотенцем.