Мне было все равно.

Она замахнулась кулаком, но бить не стала.

— Нам нужно доделать начатое дело, — сказала она.

Неожиданно ее слова подействовали на меня.

— Дело, — повторил я.

— Верно, Хэл, мы должны сделать свою работу. Мы еще не закончили.

Я закрыл глаза и кивнул. Всю жизнь я прятался от обязанностей, а теперь у меня не осталось ничего, кроме обязательств перед умершей. Это и больше ничего.

«Вкусно, — подумал я. — Давай закончим начатое дело».

* * *

Теперь, когда я вспоминаю Симону, мне видятся крылья бабочки, прекрасные и мучительно хрупкие. Тронь их — они могут рассыпаться.

Она приняла слишком большую дозу: случайно или преднамеренно?

Я никогда не замечал в ней склонности к суициду. И все же в глубине души я не мог отделаться от мысли, что она вынесла себе приговор, когда увидела тело Лазаря. Они были родственными душами. Сознательно или подсознательно, она хотела быть вместе с ним. Правда, нельзя отрицать, что Гедехтнис мог напутать что-то с ее генетическим кодом и она стала слишком чувствительной к каждой пылинке, к каждому микробу. Может быть, и так. Боль может угнездиться в вашем теле, безжалостно мучить вас, и у вас не будет больше сил, чтобы терпеть ее. Разве можно удержаться и не принять еще одну таблетку?

И винить в этом некого. Стоит ли грешить на Лазаря или Меркуцио? На себя или саму Симону? На Маласи? Можно ли считать, что причиной ее смерти стал тот синяк? Или окно? Может, сами таблетки? Или, еще лучше, наглый, глупый, идиотский кролик, которого я мог размазать по асфальту?

И я всегда помню тот поцелуй.

* * *

Дебрингем находится за озером, в стороне от десятого шоссе.

Все было таким, как я помнил по ГВР, только вокруг не было людей. Старые дорожные знаки по-прежнему стояли на своих местах. В названиях доминировала религиозная тематика: Небесная дорога, Райская тропа, Улица Сотворения, Великолепная улица. Академия располагалась на пересечении Великолепной и улицы Формана — но это в ГВР. В настоящей реальности академии не было вовсе. По этому адресу располагался генеральный штаб Гедехтниса.

Купол сложной конструкции, множество вспомогательных зданий. Впечатляюще, словно Вавилон.

Я выключил зажигание. Мы вышли из машины, оглядываясь вокруг, в надежде увидеть признаки жизни.

Их не было.

На всякий случай мы решили не стоять долго на месте. Заходим, выходим и сразу уезжаем. В теории хорошо. Но, увы, мы не ниндзя. Он должен был заметить нас уже давно.

— Эй!

Незнакомый голос. Мы застыли.

— Эй! Кто там?

Мы скользнули в вестибюль, внимательно осмотрелись, держа оружие наготове. Я вооружился в местном оружейном магазине. Теперь, когда опасность была близко, я чувствовал, что, крепко сжимая ствол в руках, я не уверен, не будет ли моя хватка слишком крепкой и смогу ли я удержаться и не выстрелить раньше времени. Как мне хотелось нажать на курок. «Каждая пуля на вес золота, — сказал я себе. — Веди счет выстрелам».

И еще я подумал: «Мне нужно все это, нужно ненавидеть кого-то, кого-то уничтожить».

— Вы где? — спросил бестелесный голос. Интересно, откуда он доносится? Какие могут быть варианты… Звук идет с пульта охраны: переговорное устройство. Сигнал идет вживую или это запись? Меркуцио или Лазарь?

— Вы еще там?

Фантазия уже почти подошла к устройству, когда я понял, в чем наша ошибка. Подскочив сзади, я схватил ее и потащил. Хорошо, что сработал инстинкт, плохо, что я недостаточно быстро среагировал. Я не успел. Она уже прикоснулась к коробке, чуть скользнула пальцами.

Взрыв и огонь.

Ее достало взрывной волной, перевернуло, вырвало из моих рук и швырнуло на пол. Она издала какой-то воющий звук, я опустился рядом и начал сбивать пламя с ее одежды. Разум подсказывал мне встать, уйти отсюда, сражаться, спасать свою жизнь. Но я не стал слушать, что подсказывал разум, я прислушался к своему сердцу. Меня учили на врача, и я должен был оказать Фан первую помощь.

Минуточку, уточняю, это было не сердце, это было мое дурацкое самолюбие. Все вокруг меня умирали, я не мог больше терпеть это. Плевать, если и я отправлюсь за ними.

Снова раздался голос, на этот раз — система громкого оповещения.

— Хэл, ты подставил ее. Да, очень галантно.

«Он нас видит, — догадался я. — Камеры, скрытые камеры».

Плохи дела.

Я потащил Фан к лифтам. Они не работали. Я усадил ее в углу.

— Не могу поверить своим глазам. Она притащила с собой арбалет. Свой чертов арбалет. Чокнутая дура думает, что мы здесь в игрушки играем.

А я подумал: «Значит, Маласи говорил правду». Нас предали. Это Меркуцио. Я хотел думать, что это Лазарь, выдающий себя за Меркуцио, но, услышав фразу про игрушки, я изменил свое мнение. Этот мрачный тон нельзя было спутать ни с чем.

Говорят, в первый раз вампиры не нападают на людей незнакомых. Восстав из мертвых, они прежде всего уничтожают свою семью. Однако это сравнение нельзя назвать верным. Меркуцио был человеком, а не сказочным чудищем. Может, он свихнулся, увидев настоящий мир? Поняв нереальность всей прошлой жизни, он лишился праведной кармы? Он хочет на ком-нибудь отыграться, но кто остался? Никого, кроме нас. Цели по умолчанию.

Нельзя допустить, чтобы у нее начался шок. Я вытащил из санитарной сумки коагулянт. Приходи же в себя, Фан, быстрее. Не схватить ли ее под мышку и не ринуться ли к машине? Сжав зубы, я подавил порыв. Я сразу представил Мерка с ружьем у дверей. Он засел в засаде, поджидает, когда мы выйдем. Слишком просто. Зачем рисковать? Лучше занять хорошую оборонительную позицию, дождаться, когда он появится, заставить его нас искать.

Повсюду кровь, глаза Фан пустые, непонимающие, возможно, у нее галлюцинации. «Плохая собака», — прохрипела она.

Я перетащил ее в безопасное место.

Снова заработала громкая связь.

— Чем ты там занимаешься? Лечишь?

Я промолчал.

Дзансин — традиционная японская концепция жизни, — в момент смертельной опасности разум свободен, спокоен, остр как бритва. Нечто подобное происходило и со мной, только нервы были напряжены до предела, а кровь пульсировала, как молот.

Черт.

Я сжал оружие потной рукой, высунул голову из-за утла, пробежал глазами по всему вестибюлю. Никого. Он должен быть где-то там. Но где? Он приехал сюда раньше нас, у него есть преимущество — он играет на своем поле. Он мог поставить мины-ловушки. Я попытался вспомнить все, что знал об огнестрельном оружии. Пистолет — продолжение твоей руки. Прицелься и жми, не дергайся. Когда стреляешь, стреляй на поражение.

— Что это ты примолк? — крикнул я, пытаясь выманить его из укрытия. — Кто-то стукнул тебя по голове?