В следующей главе я подробней поговорю про память и механизм забывания, а также о том, как споры о подавленных воспоминаниях, начавшиеся при Фрейде, продолжаются и по сей день.

Интерес научного сообщества к проблеме психологической травмы сильно колебался на протяжении последних ста пятидесяти лет. Шарко в 1893 году умер, Фрейд стал рассматривать первопричиной психических болезней внутренние конфликты, защитные реакции и инстинкты, и медицина в целом потеряла интерес к этой теме. Психоанализ тем временем стремительно набирал популярность. В 1911 году бостонский психиатр Мортон Принс, учившийся вместе с Уильямом Джеймсом и Пьером Жане, пожаловался, что люди, интересовавшиеся последствиями травмы, были сродни «смытым приливом в Бостонской бухте моллюскам».

Впрочем, про травму забыли всего на несколько лет, так как с началом Первой мировой войны в 1914 году медицина и психология в очередной раз столкнулись с сотнями тысяч людей со странными психологическими симптомами, необъяснимыми болезнями и потерей памяти. Появление кинематографа позволило записать этих солдат на пленку, и сегодня на YouTube мы можем наблюдать за их нелепыми позами, странными словами, испуганными выражениями лица и тиками – физическими проявлениями травмы: «воспоминания, запечатленные одновременно в разуме, в виде внутренних образов и слов, и в теле».

В начале войны британцы придумали диагноз «военный невроз», который давал ветеранам право на лечение и пособие по инвалидности. Схожим альтернативным диагнозом была «неврастения», который не предполагал ни лечения, ни пособия. То, какой диагноз получал солдат, полностью зависело от взглядов его лечащего врача (2).

На Западном фронте служило более миллиона британских солдат. Лишь в первые часы первого июля 1916 года в ходе битвы на Сомме пострадали 57 470 солдат, из которых 19 249 были убиты – это был самый кровавый день в истории страны. Историк Джон Киган сказал про их военачальника, фельдмаршала Дугласа Хейга, памятник которому возвышается на улице Уайтхолл в Лондоне – бывшем центре Британской империи: «В своих публичных выступлениях и личных дневниках он не выражал никакой обеспокоенности человеческими страданиями». В битве при Сомме он «отправил цвет британской молодежи на смерть и увечья» (3).

По мере продолжения войны военный невроз все сильнее подрывал эффективность боевых сил. Генеральный штаб Великобритании разрывался, чтобы и всерьез отнестись к страданиям солдат, и добиться победы над немцами.

В ноябре 1917 года Генеральный штаб отказал Чарльзу Самюэлю Майерсу, заведовавшему четырьмя полевыми госпиталями для раненых солдат, в разрешении на публикацию статьи, посвященной военному неврозу, в «Британском медицинском журнале». Немцы пошли еще дальше – они считали военный невроз недостатком характера, с которым боролись различными болезненными способами, включая электрошоковую терапию.

В 1922 году британское правительство опубликовало отчет Саутборо, чтобы не допустить диагностики военного невроза в последующих войнах, а также исключить в будущем требования о компенсации. В этом отчете предлагалось исключить военный невроз из всех официальных перечней и настаивалось, что эти случаи больше нельзя рассматривать как «военную травму, которой эта болезнь считалась ранее» (5). Официальное заключение состояло в том, что хорошо обученные войска под надлежащим руководством не должны страдать от военного невроза, и военнослужащие, ставшие жертвой этого расстройства, были недисциплинированными солдатами, воевавшими против своей воли. Хотя политические волнения по поводу признания этого диагноза и продолжались еще несколько лет, отчеты о наиболее эффективных методах лечения военного нервоза исчезли из медицинской литературы (6).

В США судьба ветеранов также была сопряжена с проблемами. В 1918 году, когда они вернулись домой с полей сражения во Франции и Фландрии, их приветствовали как национальных героев, прямо как солдат, возвращающихся из Ирака и Афганистана в наши дни. В 1924 году конгресс проголосовал за выплату им премии в размере 1,25 доллара за каждый день службы за рубежом, однако эти выплаты были отложены до 1945 года.

К 1932 году страна погрузилась в Великую депрессию, и в мае того же года примерно пятнадцать тысяч безработных и нищих ветеранов разбили лагерь в вашингтонском торговом центре, требуя немедленной выплаты полагавшихся им премий. Сенат отклонил законопроект о преждевременных выплатах шестьюдесятью двумя голосами против восемнадцати. Месяц спустя президент Гувер приказал армии очистить лагерь ветеранов. Войсками, которые поддерживали шесть танков, командовал начальник штаба армии генерал Дуглас Макартур. Связь с вашингтонской полицией обеспечивал майор Дуайт Дэвид Эйзенхауэр, а майор Джордж Пэттон руководил кавалерией. Подняв штыки, солдаты бросились в атаку, бросая в ветеранов гранаты со слезоточивым газом. На следующее утро торговый центр был полностью покинут и объят пламенем (7). Ветераны так никогда и не получили своего пособия.

Хотя медицинские и политические деятели и повернулись спиной к возвращающимся с войны солдатам, ужасы войны были навсегда запечатлены в литературе и искусстве. В романе немецкого писателя Эриха Марии Ремарка «На Западном фронте без перемен» (8), где описывались будни фронтовых солдат, главный герой Пауль Баум говорит от лица всего поколения:

Опубликованный в 1929 году, роман тут же снискал мировую популярность и был переведен на двадцать пять языков. Снятый на его основе в 1930 году голливудский фильм получил «Оскар» в номинации «Лучший фильм».

Когда же несколько лет спустя к власти пришел Гитлер, «На Западном фронте без перемен» стала одной из первых «вырожденных книг», сожженных нацистами на площади перед Университетом имени Гумбольдта в Берлине (10). Видимо, осведомленность о губительных последствиях войны для разума солдат представляла угрозу планам нацистов погрузиться в очередное безумие.

Отрицание последствий военной травмы способно нанести удар по общественному строю. Нежелание признать нанесенный войной вред и нетерпимость к «слабости» сыграли важнейшую роль в расцвете фашизма и милитаризма по всему миру в 1930-х. Огромные военные репарации, выплаченные по Версальскому договору, еще больше опозорили и без того опороченную Германию. Немецкое общество, в свою очередь, безжалостно расправлялось со своими травмированными ветеранами войны, с которыми обращались, как с низшими созданиями. Этот поток унижения беспомощных подготовил почву для полного обесценивания прав человека под нацистским режимом: морального оправдания истребления сильными слабых, ставшим основанием для последовавшей войны.