Начало Второй мировой войны подтолкнуло Чарльза Самюэля Майерса и американского психиатра Абрама Кардинера к публикации отчетов об их работе с солдатами и ветеранами Первой мировой. «Военный невроз во Франции 1914–1918» (1940) (11) и «Травматические неврозы военного времени» (1941) (12) стали основными руководствами для психиатров, лечивших во время нового международного конфликта солдат с военными неврозами. США приложили огромные военные усилия, и достижения психиатрии были ярким тому подтверждением. Опять-таки, на YouTube можно заглянуть в прошлое: документальный фильм «Да будет свет» (1946) голливудского режиссера Джона Хьюстона демонстрирует главный способ лечения военных неврозов того времени: гипноз (13).

В фильме Хьюстона, снятом во время его службы в сухопутных войсках, врачи все такие же патриархальные, а их пациенты – все такие же перепуганные парни. Только вот проявлялась у них травма иначе.

Между тем травма отразилась не только на их теле. Вызванное гипнозом состояние транса позволило им подобрать слова для всего того, что они боялись помнить: их ужаса, комплекса вины выжившего, а также противоречивой преданности. Меня также поразило то, что эти солдаты, казалось, гораздо сильнее сдерживали свою злость и враждебность, чем молодые ветераны, с которыми работал я. Проявления травматического стресса меняются под воздействием культуры.

Теоретик феминизма Жермен Грир написала про лечение ПТСР у ее отца после Второй мировой войны: «Осматривая мужчин с серьезными нарушениями, [медработники] практически неизбежно находили их причину в довоенном опыте: эти больные мужчины попросту не были первоклассным боевым материалом… Военные утверждали, что это не война делает мужчин больными, а больные мужчины неспособны участвовать в войнах» (14). Судя по всему, вряд ли врачи как-то помогли ее отцу, однако то, что она стала разбираться с его страданиями, без сомнения, способствовало ее изучению полового доминирования во всех его отвратительных проявлениях, таких как изнасилования, инцест и домашнее насилие.

Когда я работал в больнице для ветеранов, я был озадачен тем, что большинство пациентов, наблюдаемых в психиатрии, были молодыми, недавно уволившимися со службы ветеранами войны во Вьетнаме, в то время как коридоры и лифты, ведущие к отделению общей медицины, были наполнены стариками. Заинтригованный этим расхождением, в 1983 году я провел опрос ветеранов Второй мировой в медицинских пунктах. У большинства из них в соответствии с примененной мной оценочной шкалой был ПТСР, однако их лечение было сосредоточено на медицинских, а не психиатрических проблемах. Эти ветераны жаловались на желудочные колики и боль в груди, а не на ночные кошмары и приступы ярости, от которых, как показало мое исследование, они также страдали. Жалобы пациента напрямую зависят от поведения врача: когда пациент жалуется на ужасные ночные кошмары, а его врач назначает ему флюорографию, то пациент понимает, что он получит более эффективную медицинскую помощь, если сосредоточится на своих физических симптомах. Подобно моим родственникам, сражавшимся или попавшим в плен во время Второй мировой, большинство этих мужчин крайне неохотно делились своими переживаниями. Складывалось ощущение, что ни врачи, ни их пациенты попросту не хотели вспоминать про войну.

Тем не менее военные и гражданские лидеры усвоили во время Второй мировой войны важнейшие уроки, которые прошли стороной предыдущие поколения. После падения нацистской Германии и Японской империи Соединенные Штаты помогли восстановить Европу с помощью Плана Маршалла, ставшего экономическим фундаментом для последующих пятидесяти лет относительного мира. В самих США Закон о правах военнослужащих обеспечил миллионы ветеранов образованием и жильем, что способствовало общему экономическому благополучию и привело к появлению обширного хорошо образованного среднего класса. Вооруженные силы привели нацию к расовой интеграции. Ведомство по делам ветеранов строило по всей стране учреждения, чтобы помогать ветеранам с получением медицинской помощи. Тем не менее, несмотря на все это внимание к вернувшимся с войны ветеранам, психологические последствия войны оставались непризнанными, и травматические неврозы окончательно пропали из официальных перечней психиатрических диагнозов. Последняя научная работа по военной травме после Второй мировой войны увидела свет в 1947 году (15).

Как я уже отмечал ранее, когда я начал работать с ветеранами войны во Вьетнаме, в библиотеке больницы для ветеранов не было ни одной книги о психологической травме, однако Вьетнамская война вдохновила на проведение многочисленных исследований, создание учебных организаций, а также включение ПТСР в профессиональную литературу. Одновременно с этим в массах произошел взрывной рост интереса к проблеме психологической травмы.

Выпущенный в 1974 году учебник по клинической психиатрии под авторством Фридмана и Каплана гласил, что «инцест случается крайне редко, затрагивая не более чем одного человека из 1,1 миллиона» (16). Как мы уже видели во второй главе, далее в этом авторитетном учебнике превозносятся потенциальные плюсы инцеста: «…инцест снижает вероятность развития у человека психоза, позволяя ему лучше подстраиваться к окружающему миру… большинству из них подобный опыт ничуть не повредил».

То, насколько ошибочными были эти заявления, стало очевидно, когда зарождающееся феминистское движение вкупе с осведомленностью общества о психологических травмах у ветеранов боевых действий подтолкнули заявить о себе десятки тысяч жертв детского насилия. Были сформированы группы повышения осведомленности и группы поддержки жертв, а во многих популярных книгах, включая «Мужество исцеления» (1988) – ставшую бестселлером мотивационную книгу для жертв инцеста, а также книгу Джудит Херман «Травма и исцеление» (1992), в которой подробно обсуждаются различные этапы лечения и выздоровления.

Наученный горьким опытом истории, я стал переживать, не грозит ли нам очередная волна отрицания травмы, как это было в 1985, 1917 и 1947 годах. Именно так все и произошло.

Что поражало во всех этих статьях, так это та уверенность, с которой в них утверждалось об отсутствии доказательств того, что люди запоминают психологическую травму не так, как обычные события. Я хорошо помню звонок от известного лондонского новостного еженедельника – мне сообщили, что они планируют в следующем выпуске опубликовать статью про травматические воспоминания, и предложили как-то прокомментировать эту тему. Я с энтузиазмом отнесся к их вопросам и сказал, что утрата воспоминаний о травмирующих событиях впервые изучалась в Англии более века назад. Я упомянул работу Джона Эрика Эриксена и Фредерика Майерса с жертвами железнодорожных аварий в 1860-х и 1870-х годах, а также обширные исследования проблем с памятью у воевавших в Первой мировой солдат, проведенные Чарльзом Самюэлем Майерсом и Уильямом Риверсом. Я также посоветовал им взглянуть на статью, опубликованную в 1944 году в «The Lancet», в которой описывались последствия спасения всей британской армии с пляжей Дюнкерка в 1940 году. Более десяти процентов обследованных солдат страдали от сильной потери памяти после эвакуации (17). На следующей неделе журнал сообщил своим читателям об отсутствии каких-либо доказательств того, что люди иногда частично или полностью теряют воспоминания о травмирующих событиях.