Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда вырос и по генеральской рекомендации поступил в Московский институт инженеров железнодорожного транспорта, он стал уже стыдиться своей родительницы. И никогда не знакомил ее с друзьями и девушками, которые у него появились. Зачем? Ничего не изменилось и потом — после того как он благодаря связям генерала продолжил свое образование в Высшей партийной школе, а затем и в Академии общественных наук при ЦК КПСС. Правда, заняв кабинет на Старой площади, помог ей получить квартиру и как-то устроил в больницу. Где она, кстати, и умерла. На жизни и деятельности ответственного работника Виктора Ивановича Казанцева ее смерть никак не сказалась…
И вот теперь, в ночь перед утром, которое, как считали и врачи, и Казанцев, может обернуться и смертью, вдруг выплыла из небытия забытая, казалось бы, навсегда рязанская деревня. И он в женщине с выплаканными глазами, стоящей одиноко у развалившегося деревянного дома, узнал свою мать.
— Ты не бойся, сынок, — вдруг негромко сказала она. — Все у тебя будет хорошо.
— Кто ж его знает, — запнувшись, ответил он. — Говорят, сердце может не выдержать…
— Ничего, ты, главное, не бойся… И не переживай, тебе сейчас нельзя.
— Не переживай…
— Я же знаю, ты сейчас будешь вспоминать отца, Саньку, гармошку эту проклятую… Начнешь себя корить, мучить. Не надо, сынок.
— А разве я не виноват? Из-за меня тогда столько людей пострадало.
— Так ты ведь тогда совсем ребенком был. Еще ничего не понимал.
— Что-то уже и понимал…
— Да нет, просто время было такое, люди… Мало ли что ребенок из-за игрушки сказать может? Это взрослые должны понимать… А они вон тогда что удумали…
— А ты?
— Что я?
— Ты ни разу на меня не разозлилась? Ни разу не захотела наказать? Ведь из-за меня на тебя вся деревня волком смотрела?
— Ну как же я могла? Ты же сын мой.
— А отец? Его ты тоже за все простила?
— Его — нет. Он передо мной на всю жизнь виноват. Я бы и ушла тогда с тобой от него, да некуда было…
— Мам…
— Что, сынок?
— А меня ты простила?
— Да я тебя никогда и не винила ни в чем. Жалела только очень, когда на тебя все ополчились. Как сердце выдержало — не знаю. Наверное, потому что понимала — пропадешь ты без меня. Думала только, как тебя спасти, на ноги поставить, а там уж…
— Да я не про тогда… Я про… Про потом… Когда я у генерала жить остался, а ты ушла… И потом… Мы же не виделись годами…
— Ну что поделаешь, сынок, так сложилась жизнь. А тобой я только гордилась, всегда… Всегда. Вот и все, сынок. Это самое важное…
В день выписки, когда Виктор Иванович был мыслями уже далеко от больницы, в палату заглянул хирург, участвовавший в операции. Пожелав здоровья, он вдруг сказал:
— Не знаю, стоит ли вам говорить… Но во время операции был момент, когда нам показалось, что все — сердце уже не запустится… Не знали, что делать, а оно вдруг заработало. Просто чудо какое-то! Наверное, там, наверху, на небесах, есть кто-то, кто за вас похлопотал… Не знаете кто?
— Кто ж его знает, — пожал плечами Казанцев.
— Это хорошо, когда есть кто-то такой, — задумчиво сказал врач. — Не всем это дано. Вам здорово повезло.
Когда хирург ушел, Казанцев подумал, что надо съездить на могилу матери, где он не был с похорон. Но прошло время и, погрузившись в повседневные дела и суету, он так и не выбрался. Как-то все было не до того. Находились дела поважнее…