Поэтому главам корпораций нужно раздать фондовые опционы, чтобы заставить их лучше работать. Меня это приводит в замешательство: если фирма платит кому-то $10 миллионов за то, что он управляет компанией, он должен приложить все усилия, чтобы добиться ее успеха. И он должен это делать не только потому, что он пообещал взяться за трудное дело повышения ценности компании на рынке акций, даже если повышение – это лишь результат роста пузыря, созданного благодаря низким ставкам ФРС.

В таком случае, кажется логичным, что и учителям нужно дать материальный стимул для того, чтобы вынудить их развиваться. Однако учителя и так усердно трудятся за мизерную зарплату, потому что они преданы идее улучшения жизни своих учащихся. Действительно ли мы думаем, что если дать им по $50 или даже $500 в качестве материального стимула, они смогут работать еще усерднее? Вообще, нам следует увеличить зарплаты учителям, именно потому, что мы понимаем ценность их усилий и доверяем их профессионализму. Однако, согласно идеям сторонников культуры материального стимулирования, это будет «отдать что-то ни за что».

На практике, концентрация правых на материальной мотивации проявила себя в неблагоприятном ключе по отношению к долгосрочным перспективам и настолько изобиловала возможностями для удовлетворения жадности, что была обречена способствовать потере доверия как в обществе, так и в компаниях. Банковские управляющие и генеральные директора компаний выискивают изобретательные бухгалтерские схемы, которые улучшат облик их предприятий в краткосрочной перспективе, даже если долгосрочная при этом сомнительна.

Конечно, материальная мотивация – важная часть человеческого поведения. Но сторонники идеи материальной мотивации превратили ее в религию, слепую в отношении других факторов – общественных связей, моральных мотивов, сострадания, которые также влияют на наш образ действий.

Это не просто бессердечный взгляд на человеческую природу. И еще это неправдоподобно. Просто невозможно платить за доверие каждый раз, когда это требуется. Без доверия жизнь была бы абсурдно дорога; достоверная информация была бы практически недоступна; мошенничество было бы распространено еще сильнее, чем сейчас; взлетели бы транзакционные и судебные издержки. Наше общество остановилось бы в развитии, как остановились банки в пик своей недобросовестности, когда в 2007 году разразился кризис.

Перед Америкой стоит и другая внушительная задача в области восстановления атмосферы доверия: справиться с бесконтрольным неравенством. Действия банкиров и правительства под влиянием правых не только напрямую подорвали доверие; и те и другие сделали свой вклад в развитие неравенства.

Когда один процент населения получает 22 процента доходов страны и 95 процентов повышения прибыли в период послекризисного восстановления, – некоторые довольно обычные вещи находятся под угрозой. Благоразумные люди, даже несведущие в путанице несправедливой политики, которая породила то, что мы имеем, взглянув на это абсурдное распределение, будут вполне уверены, что эта игра мошенническая.

Но для того, чтобы наша экономика и общество функционировали, участники должны доверять системе, которая должна быть обоснованно справедливой. Доверие между людьми обычно обоюдно. Но если я буду считать, что вы меня обманываете, я более вероятно попытаюсь ответить вам тем же. (Такие понятия подробно разобраны в отделе экономики, названном «Теория повторяющихся игр».) Когда простые американцы видят налоговую систему, которая собирает налоги с богатейших в меньшем количестве по отношению к тому, что платят они, они чувствуют, что будут дураками, если станут подыгрывать. Тем более, богатые могут перемещать прибыль на офшоры, и тот факт, что они могут делать это, не нарушая закон, в очередной раз демонстрирует, что финансовая и юридическая системы созданы богатыми для богатых.

Пока устойчив дефицит доверия, закрепляется другая проблема: подходы и нормы меняются. Когда никто не заслуживает доверия, только дураки станут доверять. Сама идея справедливости размывается. Исследование, опубликованное в прошлом году Национальной академией наук, высказывает предположение, что высшие классы более склонны заниматься тем, что обычно считается неэтичным поведением. Возможно, для некоторых это единственный способ примирить свое мировоззрение со своим необычайным финансовым успехом, часто достигнутым путем действий, вызывающих моральный надлом.

Тяжело понимать, насколько далеко мы ушли по пути полного уничтожения доверия, но факты остаются безрадостными.

Экономическое неравенство, политическое неравенство и юридическая система, порождающая неравенство, взаимно усиливают друг друга. Мы получаем юридическую систему, которая дает привилегии богатым и влиятельным. В редких случаях вопиющее поведение человека не остается безнаказанным (вспоминается Бернард Мэдофф); однако никто из тех, кто управляет нашими могущественными банками, не был привлечен к ответственности.

Как и всегда, именно бедные и люди без связей страдают больше всех, и их чаще всего обманывают. Это стало особенно явно в кризис, порожденный потерями прав выкупа. Торговцы субстандартной ипотекой, ставя себя выше финансовых экспертов, заверяли некомпетентных заемщиков, что выплаты не будут проблемой. Позже миллионы потеряли свои дома. Банки поняли, как получать заверенные судебные аффидевиты, удостоверяющие, что их записи были изучены, и конкретные люди действительно должны деньги, а потому этих людей следует выкинуть из их домов. Банки лгали в огромных масштабах, но они знали, что, если их не поймают, они уйдут с огромной прибылью, а верхушка получит дополнительные бонусы. А если их поймают, то за все будут платить акционеры. Обычный домовладелец просто не обладал ресурсами, чтобы бороться с подобной наглостью. А ведь это всего один пример из многих на заре кризиса, когда банки были практически неуязвимы для закона.

Я писал о многих формах неравенства в нашем обществе – неравенство достатка, доходов, доступности образования и здравоохранения, неравенство возможностей. Но, возможно, в еще большей степени, чем равенство возможностей, американцы лелеют равенство перед законом. И здесь неравенство поразило самое сердце наших идеалов.

Я подозреваю, что есть всего один способ действительно вернуть доверие. Нам нужно принять серьезные меры, включающие нормы достойного поведения, и назначить жестких политиков, которые приведут их в действие. Именно так мы поступили в бурные 20-е; а вот наши усилия после 2007 года были невнятными и недостаточными. Компаниям также следует придумать что-то лучшее, чем обходить запреты закона. Нам нужны более серьезные нормы, касающиеся того, что включает в себя достойное поведение, вроде тех, что воплощены в декларации руководящих принципов ведения бизнеса и человеческих прав. Но нам также нужны меры, которые усилят эти нормы – обновленная версия «доверяй, но проверяй». Никакие правила не будут достаточно сильны, чтобы предотвратить все злоупотребления, хотя хорошие, твердые нормы помогут предотвратить худшие из них.