Затем «позорные и грязные» запахи и выделения из пизды и хуя становятся в похоти наиболее желанными и прекрасными. Так празднуется новая победа над стыдом и отвращением.

Следующим шагом становятся экскременты – моча и кал. С жидкой частью похоть справляется относительно легко и мужчина радостно слизывает остатки мочи вокруг клитора и наблюдает за струйкой, сочащейся прямо на него или прямо в рот, и женщина часто отвечает ему тем же.

Однако самая большая битва похоти с отвращением и стыдом вершится на поле дерьма. Макс вспоминал, как его любовницы не стеснялись мочиться у него в туалете, но боялись испражняться, опасаясь, что запах дерьма уничтожит их романтический ореол женщины. Запах дерьма – самая укреплённая высота морали, которую чаще всего не взять атакующей пехоте похоти. В тех случаях, когда штурм удаётся, победа получается полной. Хотя, как всегда, кратковременной.

Романтический ореол возлюбленной создаётся вовсе не моралью, а похотью, которая этот ореол возносит над местами, подвергаемыми эстетическому проклятию. Ореол над проклинаемой пиздой может раздвоиться и воссиять также над анусом, освящая и то, что из него выходит. Мощь похоти – дивная. В своём крайнем проявлении мощь её велика настолько, что дерьмо, воплощение тотальной моральной отверженности, может стать самым вожделенным (коль это дерьмо возлюбленной), а следовательно, романтичным. Но так как победа похоти бесцеремонно и резко низводится на нет оргазмом, то искусство победы состоит в точности времени, выбранного для победного броска.

Так, Макс ёб в зад свежую любовницу, о которой давно мечтал. Он уже приближался к оргазму. В этот момент любовница шепнула ему на ухо, что ей срочно нужно в туалет. Макс нехотя вытащил щуп наружу и последовал за любовницей, которая уже не могла терпеть и потому не стала сопротивляться любопытству Макса. Её запах и звуки и её анус, который Макс запретил ей вытирать, лишь усилили его возбуждение. Но когда Макса настиг оргазм, а затем он посмотрел на коричневое пятно на ягодице любовницы, то он сразу предложил ей пойти в ванну и отмыться от того, что секунду назад было так соблазнительно.

«Чуть исчезает спасительная похоть, как беспощадная мораль и её наместник, отвращение, расправляются со мной, вселяя в меня разочарование достигнутой целью.» – думал Макс, слушая шум душа в ванной, где отмывалась женщина. Макс вспоминал, что в юности такая расправа в форме вернувшегося отвращения происходила после исчезновения похоти при виде менструальной крови или некрасивого лица любовницы, которые в период властвования похоти не играли никакого значения.

Но вот свершилось хуесосание. Макс только теперь признался себе, что, наблюдая за женщинами, сосущими хуи в порно или в жизни, он всегда ставил себя не только на место мужчины, чей хуй сосала женщина, но и на место женщины, сосущей хуй. Отвращение, которое должно наводить границы между людьми при выполнении ими того или иного сексуального акта, то есть не позволять людям добывать тем или иным способом наслаждение, – это отвращение размывается изощряющимся наслаждением. Наслаждением, которое изощряется в своей повсеместности.

В какой-то момент начинаешь понимать, размышлял Макс, что любая пизда и любой хуй хороши по определению. Тела и лица, к которым они приставлены, перестают иметь значение, когда властвует похоть.

Между тем палец и хуй Макса продолжали неуклонно расти. Сначала, растущий хуй радовал Грейс и других женщин, но наступил момент, когда принять его в себя женщинам становилось невмоготу: особенно болезненно протестовал их зад.

Наблюдая за надорвавшейся промежностью Грейс от его введённого хуя и увидев капли крови, упавшие на яйца мужчины, на котором сидела Грейс, Макс понял истинный смысл песни, которая его так впечатлила много лет назад – в песне речь шла о двойном проникновении, и фраза «Torn between two lovers» (разрываемая между двумя любовниками) описывала именно то состояние, в котором сейчас находилась Грейс.

Это был последний раз, когда Макс поместил хуй внутрь женщины, тем более, что хуй его всё рос и рос. Макс понял, что своим хуем он уже не сможет доставить женщине наслаждение, а только боль, и даже нанести ей серьёзную травму.

После того как Макс вышел из любовной игры, Грейс не стала предаваться горю и вскоре сообщила Максу, что она согласилась на предложение Дэвида пообщаться с его другом и его подругой, чтобы учетверить наслаждение. Грейс смущённо объявила, что приглашение на Макса не распространяется, ибо та женщина малых размеров и боится больших хуев. И в этот момент былая ревность, будто никогда не подавленная, а ещё более возмужавшая, бросилась из прошлого на Макса, и он от полной неожиданности оказался в абсолютной её власти. Ужас ревности можно было выразить одним отчаянным воплем: «А я?!»

Но в отличие от прошлых дней, Максу удалось взять себя в руки и спокойно пожелать Грейс многих оргазмов.

Однако Грейс заметила, как больно стало Максу, и предложила ему принять участие в их наслаждениях, но только в качестве наблюдателя, с разрешением подключать язык, но держа в стороне ставшие опасными член и палец. Макс обрадовался, как мальчик, которому отменили наказание и позволили смотреть телевизор.

Истомив свой язык на новой пизде, Макс получил возможность поразмышлять, наблюдая за ебутцимися. Он думал так:

А пока Макс со страхом смотрел на свой ставший огромным член – он не хотел, чтобы женщина стонала из-под палки. Теперь женщина могла стонать только из-под его языка.

Видно и впрямь это была специфика Максовой плоти: она начинала у него расти, как растение, если обильно сдабривалась удобрением. Медленно, но верно рос его средний палец левой руки, который он регулярно заправлял в зады женщин, и с ещё большей скоростью рос хуй. Увидев его выросший член, женщины и даже Грейс уже не подпускали его к анусу, а вскоре и перестали подпускать к влагалищу.