еще. Если вдруг Унгерн организует погоню за Вами, стреляйте. Отгоните его людей огнем.

Чуднов не заставил себя долго ждать. За два часа до рассвета почти вся Азиатская дивизия Унгерна, предав его, ушла в Маньчжурию.

Унгерн был взбешен предательством своей армии и организовал погоню за ними. В сопровождении сорока конных солдат и офицеров он нагнал ушедшие войска и начал было им что-то приказывать, но Чуднов приказал открыть огонь поверх головы барона и его людей, и Унгерн отступил… Монгольский бог войны[165] потерял всю свою армию… Он выглядел жалко. Грязный, потный, в старой, обветшалой фуражке с треснувшим в двух местах козырьком, он совсем не был похож ни на бога, ни на полководца, но его жесткие, метавшие искры голубые глаза были полны решимости и он жаждал мести. Он не знал о роли Блинова и Слуцкого в организации этой операции и в разложении его монгольских отрядов.

Барон вернулся в расположение лагеря, где почти никого не осталось, и взбешенный вошел в дом. Он взял карту, на которой ранее отметил место нахождение денег, и велел привести к себе Слуцкого и Блинова. Те пришли, спокойные и невозмутимые.

– Явились? Хорошо. Едем забрать Ваши деньги. Немедленно. Дернетесь, пристрелю на месте. Я чувствую предательство везде… По коням! И возьмите знамя!

Крохотный конный отряд Унгерна шел галопом по указанному Блиновым направлению. Желтое знамя барона с надписью «С нами Бог» и ликом Христа вяло висело на древке, так как ветра не было. Барона сопровождали только фанатично преданные ему русские военнослужащие. Но вдруг впереди показался монгольский отряд. Унгерн было обрадовался этому, но он не знал, что Слуцкий и Блинов уже давно вели свою агитацию в этом отряде, убеждая их перейти на сторону красных монголов, куда более сильных и поддерживаемых Советской Россией.

Командир монгольского дивизиона Бишерельту-гун Сундуй с подчинёнными подъехал к барону и, сухо поприветствовав его, присоединился к походу барона за деньгами. Унгерн приказал держать на мушке Слуцкого и Блинова и в случае малейшего подозрения убить их на месте. К вечеру унгеровцы вышли к обозначенному месту. Впереди, в лучах уходящего солнца, стояли те самые три дерева.

– Ты смотри… Не обманули жидок и его дружок… – усмехнулся барон.

Виктор ехал на своем коне рядом с командиром монгольского дивизиона Бишерельту-гуном. Смекалистый монгол очень уважал Виктора и принял его точку зрения о бесперспективности продолжения войны на стороне барона. В последние недели Виктор многократно беседовал с ним и убедил его арестовать баронa. Бишерельтугун внимательно посмотрел на Виктора. Тот подмигнул ему и указал глазами на барона. Монгол еле заметно кивнул. За спиной Слуцкого ехал казак с заряженной винтовкой. Такой же фанатичный бородач ехал и за спиной Павла Блинова.

Командир монголов крикнул своей сотне что-то на их языке. И те в мгновение ока окружили вдвое меньший отряд Унгерна. Монголы нацелили винтовки на русских.

– Измена! – крикнул барон.

В этот миг монголы открыли огонь по унгеровским офицерам, и семь человек рухнули вниз, качаясь в своих седлах. Бишерельту-гун лично застрелил казака, следившего за Слуцким. А затем выстрелил и в ехавшего за Блиновым казака. Тот вскрикнул, но перед смертью все же успел выстрелить в спину Павлу. Блинов дернулся и сник.

Виктор подъехал к другу и обнял его.

– Паша! Паша! Что с тобой? Куда тебя?

Блинов был бледный. Кровавое пятно на его спине все ширилось.

Тем временем монголы арестовали Унгерна и связали ему руки шелковым поясом.

– Я давно уже был не жилец, Витька… Еще там, в Чите… Это ты меня спас… Но желания жить уже не было… Но хоть не зря все было… Мы отомстили ему за твой народ…

Блинов еле говорил. Вдруг вдали раздались выстрелы, и показался разведотряд красных.

– А вот и люди Щетинкина идут… – с трудом проговорил Павел.

Павел умер на руках у Виктора. Унгерна забрали красные, не вступая в столкновения и переговоры с монголами. Виктора никто не тронул. Щетинкин хорошо проинструктировал своих разведчиков.

Последний взгляд, недоуменный и озлобленный, барон бросил на Виктора. Тот встал с земли и, подойдя к барону, сказал:

– Жид тебя победил. Дурак ты, Унгерн. Убийца и антисемит. Это тебе моя месть за мой поруганный народ. За кровь моих родных. Красные тебе воздадут за всё.

А для меня война окончена. Я и приехал сюда, чтобы тебя уничтожить. Я твой ангел смерти, бог войны… Еврейский ангел смерти!

Виктор сделал шаг в сторону и, резко развернувшись, со всей силы ударил барона кулаком в челюсть. Тот упал на землю.

– Идите отсюда. Хватит, – сказал командир красных, – удар по морде он заслужил. Щетинкин предупредил меня. А больше на надо. Мне его еще живым до суда надо довести. Уходите с монголами, Ваше благородие…

Красные забрали Унгерна и ускакали прочь[166]. Дело было сделано. Виктор с монголами похоронил Павла тут же, у трех деревьев, и, надев фуражку, прочитал над ним иудейскую поминальную молитву. Другой он не знал. И лучше было так, чем вовсе без молитвы. Павел бы это понял.

После похорон Виктор объяснил монголам, что они могут ехать, a oн сам доберется до уходящей в Маньчжурию дивизии полковника Чуднова. Монголы уехали. Уже почти стемнело, когда Виктор начал откапывать заранее припасенной лопаткой свой тайник. Саквояжи были на месте.

Он вытащил иx, отряхнул от земли, проверил, что золото и бриллианты в целости и сохранности, сел в седло и, взвалив иx на спину своей лошади, тронулся в путь…

Виктор нагнал Чуднова и уже ровно через три недели предстал перед атаманом Семёновым в Харбине. Бледный, исхудалый, с чёрной с проседью бородой, но в целом здоровый и готовый к продолжению службы. Он положил саквояжи к ногам атамана и доложил ему о происшедшем.

Семёнов нервно слушал его доклад и все время крутил ус. Когда Виктор закончил, атаман сказал:

– Спасибо Вам за всё, дорогой мой, Виктор Семёнович… Голубчик Вы мой… Дражайший человек. Честная, святая душа… Другие бы на Вашем-то месте, не ко мне бы со столькими опасностями приехали, а в Америку или в Европу, с такими деньжищами-то! Скажите мне, почему Вы не сбежали? Ведь белое дело проиграно… Только честно.

Виктор не ожидал такого вопроса, но честно ответил:

– Если бы я сбежал с деньгами армии, то это бы еще больше увеличило антисемитские настроения и привело бы к погромам, и кровь моих единоверцев была бы на мне…

Семёнов понимающе кивнул и обнял Виктора, прижав его к груди.

– Прошу Вас продолжить исполнять обязанности моего помощника и секретаря. Не откажете?

Виктор с радостью согласился. Атаман подписал соответствующий приказ, и Виктор ушел. В маленькой, снятой атаманом квартирке его ждала любимая жена, которую он так долго не видел.

Сцена 48

Декабрь 1923 года. Уже несколько лет как