Значит, Шульгин — фээсбэшник?!

Денис не спешил пока радоваться. Он размышлял: мог Шульгин встречаться с Владом как сотрудник «Милосердия»? В принципе мог — проводил разъяснительную работу. Но! При чем тут тогда деньги?

Козинская, уложив Руслана, вернулась в гостиную, налила себе мартини и закурила.

— А вы молодец, — улыбнулась она, — нашли все-таки мальчика. Счет можете выписать мне.

Мельком она взглянула на рисунок, но на лице ничего не отразилось.

— Не знаком? — спросил Денис.

— Первый раз вижу.

— Алла, а как Анастасия познакомилась с Шульгиным, вы случайно не в курсе?

— В курсе, конечно. — Она продолжала смотреть на рисунок, но даже при упоминании Шульгина никаких ассоциаций с портретом у нее не возникло. — Случайно познакомилась. Он проводил какое-то исследование или расследование.

— Расследование?

— Ну он же работает в каком-то фонде… Трудные дети, пропавшие дети, дети-наркоманы и все такое. Короче, он ходил по аптекам, выяснял, сколько подростков в день там или в час, не знаю уж, покупает какой-то препарат. Настя говорила, как называется, но я не помню точно. Там таблетки какие-то, которые вроде бы безобидные и отпускаются без рецепта, от кашля они, что ли. Но если с ними сделать какую-то совершенную мелочь, типа полить перекисью или смешать с марганцем, то они превращаются в наркотик, и причем такой, от которого просто за год идиотами люди становятся. В общем, вы у Насти спросите и как таблетки называются, и что с ними делать, она расскажет.

— А почему Шульгин с этим пришел именно в ту аптеку, где работает Анастасия?

— Да он по всем, кажется, аптекам ходил, не знаю.

Денис усмехнулся, маскируя важность вопроса и пряча за улыбкой свое нетерпение:

— Но увидел Анастасию и влюбился с первого взгляда?

— Какой там влюбился?! — возмутилась Козинская. — То есть, может, и влюбился, я не знаю. Я вообще его не видела ни разу, знаю только то, что Настька рассказывала. Она в других делах, может, и делится со мной своими секретами, но только не в смысле мужиков. Может, боится сглазить? Я сколько раз просила: пригласи его, поужинаем или пусть он пригласит, а я как бы мимо буду проходить…

— То есть не влюбился? — Тот факт, что Шульгин умудрился избежать знакомства с Козинской, Дениса жутко обрадовал. Хорош сукин сын. Ай хорош!

— Не понимаю, зачем вам это надо, но могу пересказать, что мне Настасья говорила. Значит, он пришел, зашел к начальству, где-то во второй половине дня это было. По распоряжению начальства ему выдали халат и стульчик. Он уселся у Насти за спиной с блокнотиком и просидел так до самого закрытия. Препарат этот, который его интересовал, купили человек десять, из них двое были подростки, но с виду на наркоманов совсем не похожие. Потом начали закрываться, он ушел вроде, а потом Настя с напарницей выходят, а он с машиной под крыльцом. И говорит, значит, что вы на метро пойдете, давайте, развезу по домам. Отвез вначале напарницу Настану, потом ее. Вроде все как бы. На следующий день он, правда, опять на своем стульчике сидел, в обед угостил девчонок дыней.

— Серьезно?! — Денис усиленно изображал разыгравшееся любопытство. С одной стороны, хотелось наконец узнать, как и когда все-таки Шульгин обаял именно Пухову, а с другой — среди этого невероятного вороха подробностей могло прятаться и что-то важное.

— Дыней. А что такого? Было это где-то в сентябре, пошел человек на рынок, купил дыню. Видно сразу, что не богач: мог бы ананасов или папайи прикупить, но нормальный при этом мужик, не жадный и к людям хорошо относится. После этого он у них уже не сидел, они, так и быть, согласились для него галочки на бумажке ставить целую неделю. Потом через неделю пришел, забрал, спасибо сказал и то ли торт, то ли конфеты выставил за одолжение. Короче, на этом бы все и кончилось, может быть, но тут Владик погиб. Олег как-то пришел в аптеку после этого, говорит, видел по телевизору, не мог поверить. А Настю действительно мельком показали в новостях на кладбище, он и узнал. Короче, то-се, вроде как слова сочувствия…

— А до того, что Влад связался со скинхедами, она ему не говорила?

— С какой стати?! Настя не из таких, которые перед чужими людьми себя наизнанку выворачивают.

— Но Шульгин ведь как раз трудными подростками занимался.

— Да не был Владик никогда трудным. Настя это его увлечение, конечно, не одобряла, но лет в четырнадцать все бесятся — возраст такой. А если начать мальчика по всяким психоаналитикам водить, переубеждать, запрещать, только хуже может получиться.

— Ясно. Значит, Шульгин выразил соболезнования, и?

— Домой подвез опять, вот тут она ему на свои трудности пожаловалась, мол, бумажками какими-то замучили, вроде бы обещали какую-то компенсацию, а потом еще ходят всякие от всяких партий, и журналисты ходят, пристают, и следствие еле тянется… Не знаю, что она ему там говорила, только предполагать могу, но у него все-таки какие-то связи и все такое, в общем, начали они вроде как встречаться, чисто пока платонически… Но как бы с намеком на продолжение потом. И тут Русланчик пропал! — Оглянувшись на закрытую дверь в спальню, она понизила голос: — Тут уж не до продолжения стало. Но Олег, конечно, крепко Насте помог на первых порах… Господи, да мы же с вами опять за полночь засиделись!

— Действительно, — Денис взглянул на часы: почти половина первого. А надо бы еще поговорить с Гордеевым, и до утра откладывать не хочется. — Может быть, мальчика лучше отправить к бабушке-дедушке?

Или их сюда вызвать, как думаете?

— За Руслана не беспокойтесь, от меня не убежит, — заверила Козинская. — А Настиным родителям я позвоню, захотят — пусть приезжают.

Екатерина Герасимова — очередной фетиш, поднятый на щит нашими так называемыми либералами. Именно так называемыми, потому что настоящих у нас не водится (автору, во всяком случае, до сих пор не встречались). А поскольку либералы наши ненастоящие, регулярно обновляемый фетиш нужен им как воздух: иначе кто о них вспомнит в день всеобщего, прямого и тайного?! Был у них в свое время на знамени покойный академик Сахаров, был Листьев, много было всяких свежеканонизированных великомучеников калибром поменьше, теперь наступила эра Герасимовой. И такая она была расчудесная и такая раззамечательная…

Не принято, конечно, поминать недобрым словом покойных, но сил больше нет слушать дифирамбы — честное слово! Тут и Леониду Ильичу впору в гробу перевернуться от зависти. Так чем же славна наша уважаемая Екатерина Герасимова? А тем, что вовремя сообразила: на преподавательскую зарплату не больно пошикуешь, да и мозги приходится сушить каждый божий день. А вот если начать всем вокруг рассказывать, как им плохо живется, то можно продвинуться в общественные деятели — сажать ведь за подобные речи перестали. И только, спросите? А разве этого мало? Народ-то мы совестливый. Если нам кто с трибуны посочувствует, значит, кристальной души человек и большого ума; подумаешь о нем, и лямку тянуть веселей. Беда только, что некоторые женщины у нас новостей не смотрят: ну, знаете, работа, дом, дети, все как-то руки не доходят. И не знают они, что есть (была, точнее) такая Екатерина Герасимова — луч света в Думском царстве. Вот по темноте да политической безграмотности и не пощадили нашей славы…