– Будьте спокойны, ваша милость. Эти деньги пойдут на дело, когда понадобится. А с нашими людьми я налажу тайное сообщение, – заверил командора Машаду.

– Вот Нуньеш, мой доверенный человек. Если возникнет нужда передать важную новость, сообщи ему. Он наш торговый агент. Ну, ступай, Машаду, я на тебя надеюсь.

– Храни вас Христос и Святая Дева, ваша милость.

Машаду снова надел сарацинский тюрбан, вышел из командорской каюты, спустился в лодку, отвязал ее и, отважно лавируя среди опасных волн, добрался до берега подальше от причала.

Лавку с португальскими товарами почти никто не посещал. Иногда заходили мавританские купцы, небрежно пересыпали с руки на руку кораллы, янтарь, стеклянные бусы. Презрительно отворачивались от шерстяных тканей и, посмеиваясь, уходили прочь. Так они продолжали вести себя несколько дней подряд, пробовали кораллы на зуб, щупали и отшвыривали красные шапки, спрашивали цену на ртуть и опять смеялись. Португальцы поняли, что над ними издеваются.

Молодые моплахи в коротких шароварах, в ярких рубашках без рукавов и пестрых тюрбанах, постоянно крутились вокруг лавки, выкрикивали угрозы и показывали издалека обнаженные сабли. Отходить от лавки в одиночку было опасно. Но португальцы пока терпели.

Как-то вечером, тревожно оглядываясь, зашел Машаду.

– Закройтесь покрепче на ночь. Никому не открывайте, – сказал он. – Уйдите в глубину помещения, не появляйтесь во дворе. Я узнал, что кое-кто из моплахов хочет напасть на вас сегодня ночью. Нужно еще раз попросить командора послать письмо Заморину. Пусть позволит перенести лавку в Каликут. Не было бы беды. Однако я и мой товарищ Дамиано Родригеш постараемся быть поблизости и, в случае чего, помешать моплахам.

– У тебя же нет оружия, – заметил хмуро Альваро да Брага. – Может, нам все-таки выйти и помочь вам… если такое произойдет?

– Я и Родригеш притворяемся маврами, но мы не воины. Нам запрещено иметь при себе оружие. У нас есть кинжалы. А вам выходить ночью из лавки и ввязываться в ссору нельзя. Моплахи только этого и ждут. Я пошел. Молитесь, чтобы обошлось…

– А если тебе, Жоао, сплавать еще раз к командору на «Сао-Габриэль». Доложить… – задумчиво произнес Нуньеш.

– Пожалуй, не успею. Да и лодку мою украли.

Машаду выскользнул из лавки и растворился в тени деревьев. Быстро настала черная тропическая ночь. Вскоре показалась, словно золотое блюдо, круглая луна и осветила открытые пространства, куда не упали густые, как чернила, сплошные тени деревьев. Где-то лаяли собаки, потом замолчали. Глубокой ночью раздался отрывистый крик неизвестной птицы. Взвизгнула крыса, на которую напала змея. Неподалеку, в зарослях, несколько раз начинали тоскливо завывать, как плачущие младенцы, вездесущие шакалы.

Прижавшись к дереву, Машаду говорил высокому жилистому Родригешу, такому же загорелому и чернобородому, одетому в рваный халат и подпоясанный матерчатым поясом:

– Ты видишь?

– Их пятеро. О чем-то совещаются. – Голос раздался сверху, потому что Родригеш ловко влез на дерево и смотрел вниз, схватившись за толстый сук.

– С пятью моплахами нам не справиться.

– Вот если бы нам мечи и латы…

– Чего нет, того нет.

– Нам, кажется, повезло, – сказал Родригеш с дерева. – Трое не согласились, уходят. А двое направились сюда.

– Вот Христос и сделал по справедливости. Слезай. Не забудь прием с платком, у них сабли. А у нас только кинжалы.

Двое моплахов с саблями за широкими поясами подошли к лавке португальцев. Один их них нагнулся у двери, разглядывая, как устроен замок. Достал из сумки на боку узкий предмет, похожий на спицу, стал ковырять в двери.

– Вы что-то забыли здесь, почтенные? – спросил по-арабски Машаду, выходя из тени на освещенное место.

Моплахи отпрянули и схватились за рукояти сабель. Тот, что собирался вскрыть дверь, крупный человек с пышной бородой, злобно сказал:

– Я узнал тебя, мерзкий нечестивый кафир, притворяющийся мусульманином. Сторожишь, как преданная собака, порог своих хозяев? Ждешь, когда тебе вынесут объедки?

– Ты напрасно оскорбляешь меня, моплах. Плохо, что ты не можешь отличить кафира от мусульманина. Я из Магриба… Где тебе знать о таких?

– Ты лжешь, вонючий шакал! Я видел, как ты проползаешь в дом неверных и лижешь им пятки. Ты шпион и предатель!

– Отрубить ему голову! – воскликнул второй моплах, совсем юный, горбоносый воин в пестром тюрбане с концом ткани, опущенным на плечо.

– Повелитель Каликута, добродетельный раджа, не разрешил обижать чужеземцев в его городе. Почему ты самоуправствуешь и нарушаешь его приказ? – Машаду надеялся приведенными доводами изменить намерения воинственных моплахов.

– Твой раджа тоже неверный язычник, трусливая старая обезьяна! Он боится приплывших из ада франков. Мы сами без его помощи, отправим их обратно в ад! – от ярости потеряв всякую осторожность, выкрикнул горбоносый и выхватил из-за пояса саблю.

В трех шагах от Машаду отделился от темноты безмолвный Родригеш. Он положил правую руку за пазуху, вторую упер в бедро. Его поза с выдвинутой вперед ногой и дерзкая усмешка показывала моплахам, что здесь им никого не испугать.

– А вот и второй шпион, изображающий глухонемого. – Моплах в белой чалме тоже блеснул кривой саблей, готовясь к нападению. – Сейчас он, наверное, заговорит и придется укоротить ему язык.

– Проклятая гадина! – сказал по-португальски Родригеш. – Это я тебе отрежу язык.

Не понимая слов, произнесенных Родригешем, моплахи догадались об их содержании. Оба бросились на португальцев, которые сразу разбежались в стороны.

– Ты заговорил! Сейчас ты замолчишь навсегда! – скрипя зубами, пышнобородый напал на Родригеша. Бешеными взмахами сабли он стремился изрубить противника.

Родригеш пытался накинуть на смертоносную сталь свой пояс, но не рассчитал движения и сильно поранил левую руку. Он стал перемещаться, чтобы заманить врага в тень. Моплах поспешил за ним и, потеряв ясность зрения, рубанул наугад. Родригеш случайно запнулся за древесный корень, и моплах попал ему в живот.

Тем временем Машаду, ловко ускользая от горбоносого юноши, левой рукой полоскал в воздухе ярко освещенным белым платком. Неожиданно он оставил платок на настигающей его сабле. Моплах в пестром тюрбане на мгновение остановился. Это мгновенное недоумение стоило ему жизни: Машаду тут же достал его кинжалом. И сделал прыжок в сторону пышнобородого, оказавшегося к нему спиной.

Моплах занес саблю, чтобы добить раненого Родригеша… Вдруг он выронил оружие, попятился и рухнул навзничь, потому что Машаду молниеносным ударом под левую лопатку пронзил ему сердце.

Машаду нагнулся к Родригешу, хотел его приподнять. Родригеш застонал, он лежал в луже крови. Моплах рассек ему печень.