Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Плачет, бедняжка, без остановки. И еду не берет. Сказала, что лучше умрет с голоду, чем съест хоть кусочек хлеба в доме, где ее так оскорбили. И все время твердит ваше имя… Будто бы бредит.
На скулах Чигорина заиграли желваки. Глаза утонули под нависшими бровями.
– Негодяй! – прорычал он. – Он еще не знает, с кем связался. Полиция! Да что мне полиция! Я и обер-полицмейстера, если понадобится, на части разберу. Пусть только встанет у меня на пути! Голыми руками! И датских собачонок в придачу!
Служанка испуганно оглянулась на дверь и сбивчиво забормотала:
– Ох, батюшка, не говорили бы вы таких вещей. Не ровен час, услышит кто… Тогда и вам, и мне конец. Я уже не говорю про бедняжку Анну Петровну. – Служанка тяжело вздохнула, помолчала немного, потом сказала: – Вы вот, батюшка, спрашивали про дом. Так я что вспомнила… Дом этот Бостанжогло построил два года назад. Я тогда была воспитательницей у дочери одного купца. Он потом меня Александру Бенедиктовичу и порекомендовал… Так вот, когда Бостанжогло приходил к моему тогдашнему хозяину, они много говорили про строительство. И Александр Бенедиктович жаловался, что архитектор его – пьяница и распутник. Что, дескать, этот негодник постоянно шляется по срамным девкам, и Александру Бенедиктовичу часто приходится посылать за ним лакея в известные дома.
– Так-так, – прищурился Чигорин. – Кажется, я понимаю… – Он усмехнулся. – Вы запомнили имя архитектора?
– Фамилия его была Белкин, – ответила служанка. – Я хорошо запомнила, потому как Александр Бенедиктович завсегда его по фамилии честил – «Белкин то, Белкин се». А вот имя… Кажется, Филипп Иваныч. – Женщина посмотрела в окно и вздохнула: – Ох, матушка угодница… Когда уж кончится эта вьюга? Нешто до самого Рождества будет мельтешить?
Служанка перевела взгляд на Чигорина и сказала:
– Пойду я, батюшка. Нельзя мне надолго пропадать, хозяин может хватиться.
Служанка встала из-за стола. Чигорин вновь взял ее под локоть, но уже не только из вежливости, а чувствуя к отважной и умной женщине искреннее расположение.
– Вы очень умная женщина, Варвара Степановна, – сказал он с чувством. – Спасибо, что не побоялись ко мне прийти.
Служанка улыбнулась сухими губами:
– А я свое уж отбоялась, батюшка. Шестьдесят пять лет на свете живу. И в крепостных полжизни проходила, и наукам разным с прежней воспитанницей училась. Двоих сыновей на войне потеряла, дочку за иностранного капитана замуж выдала. Чего ж мне еще бояться? Вот только за Анну Петровну и боюсь. Как бы не уморила себя… Вы лучше скажите, что бедняжке передать? Выручите ее али как?
– Выручу! – твердо сказал Чигорин. – Обязательно выручу!
– Ну и помогай вам бог.
Она трижды перекрестила Михаила Ивановича.
Проводив служанку, Чигорин быстро оделся и отправился по делам. А дело у него теперь было только одно.
– Я собрал вас, господа, потому что мне нужна ваша помощь.
– Помощь? – рассеянно переспросил Стейниц.
– Помощь! – прищурился Ласкер.
– Помощь, – тихо и задумчиво повторил Пильсбери.
– Да, господа, помощь. Речь идет… о любви.
Три пары глаз удивленно уставились на русского шахматиста. Стейниц два или три раза моргнул, Ласкер усмехнулся, а Пильсбери побледнел и отвел взгляд, будто слово это напомнило ему о какой-то душевной ране.
Они сидели за круглым столом в ресторане «Доминик». Чигорин был встрепанный, взволнованный и явно чем-то сильно встревоженный.
– Дело вот в чем… – сказал Чигорин и подробно рассказал коллегам обо всех своих приключениях.
После рассказа коллеги погрузились в размышления. Первым заговорил Стейниц.
– Прежде всего, мой друг, вы не должны были связываться с женщиной, которая способна принести столько проблем, – изрек он, поглаживая рукою бороду. – Но если уж связались, то вы, в каком-то смысле, взяли на себя ответственность за ее жизнь. Поэтому отныне ее проблемы – ваши. Тем более что источником этих проблем были отчасти и вы.
– Главная вина лежит на ее плечах, – возразил Ласкер. – Она не должна была возвращаться к этому… как его…
– Бостанжогло, – подсказал Пильсбери, задумчиво глядя в окно.
– Вот-вот, – кивнул Ласкер. – И хотя на вашем месте я бы перевернул весь город, лишь бы вернуть любимую, вам я этого делать не советую.
– Почему?
– Да потому что вам здесь жить! Ну, вернете вы ее, а дальше? Бостанжогло – миллионщик. Даже если вы убежите в Сибирь, он наймет целую армию шпионов и сыщиков и рано или поздно найдет вас. И тогда берегитесь! Такие люди не прощают обид.
– Ну, а вы что скажете? – повернулся Чигорин к молодому американцу.
Пильсбери вынул изо рта длинный чубук изящной трубки, которую в последнее время курил почти не переставая, и задумчиво посмотрел на Михаила Ивановича.
– Любовь – чувство роковое, – ответил молодой человек. – Оно приносит много удовольствий, но за эти удовольствия приходится рано или поздно расплачиваться. С другой стороны, платы не избежать. Ведь не любить, значит, не жить. Да и почувствовать, что ты живешь, можно только на краю бездны. Хочешь жить – ищи проблем, так я думаю. Я за то, чтоб вы действовали, а повезет вам или нет – это уж как судьба распорядится. Как сказал ваш поэт: «Не властны мы в своей судьбе».
– Пушкин, – машинально буркнул Чигорин.
Пильсбери грустно улыбнулся и покачал головой:
– Нет. Боратынский.
– Все одно, – небрежно сказал Чигорин.
Ласкер вдруг зашевелился на своем стуле.
– Я не желаю в это ввязываться, – сказал он твердым голосом. – У меня много своих дел. Я не против хорошей драки, но предпочитаю драться на шахматном поле. Это не мои проблемы, господин Чигорин. Простите.
– А я даже не знаю, чем могу помочь, – мягко произнес Пильсбери. – Если вам нужны деньги, то я отдам все, что у меня есть. Но не более того.
– А я даже денег предложить не могу, потому что у меня их нет! – сказал Ласкер. – Я рассчитывал получить кое-что от князя Мегрельского, но кончилось тем, что он кое-что получил от меня, а я ушел с пустыми руками!
Стейниц кашлянул в кулак и сказал сурово и твердо:
– Мне странно вас слушать, господа. А если бы с кем-нибудь из нас приключилось что-нибудь этакое? Мы с вами – один цех. Вокруг слишком много негодяев, желающих нажиться на наших талантах, и мы должны держаться вместе.
– Держаться вместе? – фыркнул Ласкер. – Но это невозможно! Мы с вами не только коллеги, но и соперники – прошу об этом не забывать! Со мной в эти дни приключилось столько неприятностей, что я не доверяю никому. Вот вы, господин Стейниц, – почему вы так уверены, что Чигорин вас не обманывает?