– Ему никто не помог?

– Слава обогнал его метров на двадцать. Я первая поняла, что муж тонет, и закричала. Слава оглянулся, сообразил, в чем дело, развернул лодку и погреб к нему. Голова Тихона еще несколько раз показалась из воды. Стеколкин прыгнул ему на помощь и, в конце концов, вытащил, но было поздно. Тихон уже захлебнулся. Его откачивали два часа, но так и не откачали.

– А почему никто другой не сумел подплыть? – удивился Голенев.

– Другие лодки сильно отстали. Вперед вырвались они двое.

– Где его лодка?

– Затонула.

– Затонула? Как? По правилам безопасности прогулочные лодки снабжены воздушными отсеками. Такая лодка не может затонуть?!

– Олег, оставь меня. Я не могу сейчас думать о вещах, которые уже не имеют никакого значения. Хозяина станции, кажется, привлекут к уголовной ответственности. Но Тихона это не спасет.

– Хорошо, Таня, я больше не буду. – Олег взял ее руку и поцеловал.

Выдержка ей изменила. Она бросилась к Олегу, обняла его и закричала в голос:

– Олежек, за что?

– Поплачь, Танюша. Будет легче. – Он обнял ее и заплакал сам. Они стояли, прижавшись друг к другу, и ревели.

– Где сын?

– К маме отправила.

– Он знает?

– Знает. Он все видел. Юлик был с нами…

– Господи, это я виноват.

– При чем тут ты?

– Если бы я был рядом, Тиша бы не утонул…

– Олежек, если бы да кабы… Он же взрослый человек.

– Выходит, что нет.

– Наверное, ты прав. Не бросай нас с сыном. Ты остался единственным по-настоящему близким существом…

– Танюша, как тебе не стыдно.

Они продолжали обнимать друг друга и говорили шепотом, словно Тихон лежал рядом.

– Где он? – Поинтересовался Голенев.

– В морге. У них какие-то судебно-медицинские формальности.

– Когда похороны?

– В понедельник.

– Тяжелый день… – Горько усмехнулся Олег.

– Для него теперь все дни легкие. Руфина Абрамовна меня спасла. Она все взяла на себя. Если можешь, помоги ей.

– Конечно, могу. Но я боюсь тебя оставить.

– Я уже вернулась. Думала, как Лена, уйду от себя и не смогу вернуться. Ты помог. Твои дурацкие вопросы вернули меня к жизни… Иди.

До понедельника у Олега был расписан каждый день по минутам. Он вместе с секретаршей Постникова Юлей принимал факсы и телеграммы с соболезнованиями. Телеграммы пришли и от двух президентов – России и СССР. Навещал приемную маму Постникова. Галина Николаевна, узнав о гибели Тихона слегла в больницу. Ездил на кладбище, где вместе со Стеколкиным они выбрали и оформили участок под могилу. Заказывал оркестр духовых инструментов. Заглядывал в ресторан Глухарь, где должны были состояться поминки. Вел переговоры с фирмами, которые так или иначе участвовали в траурной церемонии. Даже встретил гроб красного дерева, присланный из Москвы специальными службами при правительстве России.

Из Бирюзовска прилетели его друзья. Сергею и Степану Голенев вручил ключи от своего дома, побеседовал с ними минут двадцать, после чего они уселись в «Жигули» частника и поехали на Вороний холм. Голенев хотел знать все детали гибели Тихона и, не имея пока времени вести частное расследование, поручил это бывшим афганцам.

Нелидов с женой поселились в квартире Постникова. Олег специально так устроил, чтобы Татьяна ни на минуту не оставалась одна. Нина Петровна вместе с Руфиной Абрамовной помогали вдове принимать друзей и близких. Выяснилось, что Постников участвовал в личной жизни немалого количества людей. Многих Татьяна раньше никогда не знала. Одна молодая женщина пришла к ним в дом, принесла целую корзину провизии и, поздоровавшись с ней, вдруг разрыдалась до истерики. Таня даже немного удивилась, не понимая, что у мужа могло быть общего с этой посетительницей. Женщина производила впечатление не слишком нравственной особы.

Но та, когда ее удалось успокоить, сама все рассказала. Звали женщину Марией Саратовой.

– Меня все больше Машкой кличут, и вы так можете. Я не обижусь, – представилась красавица.

Нелидов, Нина Петровна, Таня и Руфина Абрамовна услышали историю, достойную пера Бальзака. Маша тайно встречалась с работником культа. У Саратовой бывали и другие мужчины, но батюшку, по ее словам, она полюбила. Их роман продолжался несколько месяцев. Любовник иногда оставался у нее ночевать. Однажды утром он вышел на балкон, и его застрелил неизвестный снайпер. Батюшку не могли опознать, потому что в городе его никто не знал. Маша имя любовника скрывала, и ее чуть ли не заподозрили как соучастницу убийства. Мэр Машу защитил. Он прочитал об этом случае в местной газете, приехал к ней домой, поговорил по душам. Женщина поведала ему о своей любви и по секрету сообщила, что ее покойный друг священник. Помимо этого Постников выяснил, что она мать-одиночка, помог ей с пособием и устроил на автобазу диспетчером. Маша перестала вести образ жизни гулящей женщины, взяла из деревни своего ребенка и стала вполне добропорядочной горожанкой. Закончила свой рассказ раскаявшаяся грешница предложением вдове:

– Хотите, я для вас буду полы мыть или другую черную работу делать. Вы не стесняйтесь, ваш муж был святой.

И она оказалась не одинока в своем порыве. Люди, которым Постников за свою недолгую жизнь успел сделать добро, его помнили и оплакивали его гибель, как личное горе.

В воскресенье Олег вернулся домой далеко за полночь. Лена и дети уже спали, а Степан Хорьков с начальником летучего отряда ждали его внизу в столовой.

– Воспринимать можешь? – Спросил Степан.

– Могу, если чаю дадите. Представляете, мужики, за целый день не успел даже стакана чая выпить.

– Перекуси. Еды полно. – Предложил Скворцов: – Твоя Лена замечательная хозяйка. Жаль, что у нее парень, а то бы посватался.

– Парень? – переспросил Голенев.

– А ты не знаешь? Его Трофимом зовут. Он Лену из детского дома на черном «мерседесе» привозит.

– Трофима знаю, – пока Степан наливал ему в стакан кипяток, Олег вспомнил, как молодой человек спрашивал у него разрешения встретиться с Леной: – Выходит, Сережа, ты опоздал. Выкладывайте, чего нарыли?

Степан с Сергеем замялись, кому говорить. Заговорил Скворцов.

– Лодку подняли. Это никакой не несчастный случай. Твоего друга утопили намерено.

Голенев побледнел и так сжал стакан с кипятком, что стекло лопнуло, порезав ему руку. Хорьков замотал ладонь Олега чайным полотенцем и, налив ему кипяток в другой стакан, предупредил:

– Больше не дави. Посуды в доме не останется.

– Лодку «приготовили» заранее, – продолжил Скворцов прерванный травмой разговор: – На хозяина лодочной станции не думаю. Трудно не сообразить, что в первую очередь подозрение ляжет на него. На придурка Солохин не похож, да он и сделал все как надо. Выдал твоему Тихону спасательный жилет, велел облачиться. Но тому стало жарко от гребли, и он жилет скинул. Солохина я разговорил, и он рассказал мне интересный фактик. Ты слушаешь?