прошлом веке артиллерийских складов, Накаяма сделал знак рукой Ватануки, и тот отстал. Оглянувшись всего лишь через мгновенье, военный атташе не обнаружил инспектора: на месте, где он стоял, никого не было и, насколько взгляд человека мог проникнуть в сгущающийся мрак, нигде не было никого. Накаяма удивленно оглядел все вокруг, но заставил себя сконцентрироваться на выполнении операции. Неприятное чувство зависти к профессионализму Ватануки, которого он, как любой офицер, служащий «в поле», считал паркетным щелкуном, выскочкой и карьеристом, укололо самолюбие подполковника, и хара его похолодела. Однако думать о подобной ерунде настоящему разведчику было некогда, и он, аккуратно ступая, направился в сторону полуразрушенной конюшни на берегу реки – туда, где находилось условленное место встречи с агентом по кличке «587» по варианту «2», то есть не в городе, а здесь, в Серебряном Бору.

Спрятавшись в углу оставшегося без крыши и выгоревшего сверху до высоты среднего человеческого роста стойла, Накаяма притих. Ужасно резало глаза: местные отдыхающие явно использовали бывшую конюшню в качестве общественного туалета, и заморозки еще не успели изничтожить накопившуюся за лето вонь. Подполковник аккуратно, стараясь не создавать даже движения воздуха, поднес рукав к носу. Дышать стало полегче. «Вонючие русские варвары, – думал разведчик, – всё изгадят. Такое красивое место и так опошлить. Неужели им запрещают строить нормальные туалеты? Почему надо делать это везде и называть вот ЭТО словом “общественное”? Впрочем, надо бы уже привыкнуть: если видишь в этой стране что-то общественное, будь готов влипнуть в дерьмо. Другое дело у нас: приятный кипарисовый дух, очарование старого некрашеного дерева, журчание водопада… Вот что такое по-настоящему общественный! А общественные онсэны – курорты на природных горячих источниках! Русские, да и вообще белые, не умеют даже разделять удовольствия: идут в баню с женщинами, и там же, в бане, с этими же женщинами совокупляются! Какая дикость, право слово… То ли дело у нас – есть такие специальные онсэны, где вместе с красивыми женщинами, разумеется, обнаженными, достойные мужчины – тоже, в своем естественном виде, степенно сидят вместе в горячих минеральных ваннах. И ни у кого даже мысль не возникает, что такое соседство должно сопровождаться или завершиться непристойными действиями. Как можно?! Отдохновение души и тела, погруженных одна в другое и все вместе в горячую ванну – вот истинная цель посещения бани. Наслаждение духа, а не насыщение плоти – вот что отличает цивилизованного японского человека от дикого европейского варвара. А здесь…

Говорят, что где-то тут, в Серебряном бору собираются русские поклонники европейской сексуальной революции. Кажется, их называют “коллонтаевцами”, поскольку именно мадам Коллонтай, ставшая теперь послом Советского Союза в Швеции, якобы была зачинателем движения поклонников свободной любви в дикой России. Но дикость есть дикость. Свободная любовь превратилась в свальный грех, для совершения которого эти безумные русские объединяются в таком прекрасном, но совершенно не оборудованном общественными туалетами месте, и, по своему обыкновению, пьют и гадят вокруг, доводя разумную идею (у нас-то эта свободная любовь существует тысячелетия!) до полного дерьма».

Накаяма расстроенно прикрыл слезящиеся от вони глаза и вспомнил дипломатический прием в японском посольстве в Стокгольме, где ему однажды довелось встретиться с Александрой Коллонтай. «Ужасная фамилия – не произнести: Короронтаи, старая страшная женщина, фанатка-большевичка – какая там может быть любовь?» – продолжил было расстраиваться военный атташе, но услышал где-то совсем рядом хруст ветки и замер. Мысли о женщине с непроизносимой фамилией и общественном русском дерьме мгновенно покинули мозг профессионального разведчика. Его разум абсолютно очистился. Слух обострился настолько, что воспринял все звуки вокруг сразу, вместе и – абсолютно отчетливо. И, судя по этим звукам, веткой хрустнул не Ватануки. Тот затаился бы оступившись, замер. Этот же человек шел неторопливо, но спокойно и уверенно, не обращая внимания на тот легкий шум, который создавал в тихом вечернем лесу, шел прямо на спрятавшегося в вонючем углу подполковника японской разведки.

Накаяма инстинктивно чуть подался назад и вжался в холодную мокрую стену красного кирпича. Дыхание его стало беззвучным, глаза закрылись почти полностью. В мертвой тишине хорошо было слышно, как неизвестный подошел прямо к тому углу, за которым прятался военный атташе, и остановился. Долго, минуту сохранялась полная тишина. Затем раздался стук опускаемой на землю сумки, шорох и шелест ткани, а потом раздалось мощное жизнеутверждающее журчание. Если бы этот некто видел в тот момент лицо японского разведчика, он наверняка тут же прекратил бы свое занятие, а может быть, и наоборот, не смог бы остановиться еще долго – уж очень страшен был лик подполковника Накаямы. Глаза превратились в две узкие, крепко сжатые щелочки, сведенные под острыми углами к переносице, побелевший до хряща нос напоминал клюв мифической летучей собаки тэнгу, а уши от гнева, казалось, увеличились и окончательно придали подполковнику сходство с какой-нибудь буддийской статуей.

Когда, наконец, журчанье смолкло и раздались успокоительные звуки, возвещающие, что в ближайшее время оно не повторится, подполковник Накаяма открыл глаза и отлип от стены. Тень человека перед ним дрогнула и так же уверенно, как приближалась к конюшне перед случившимся, двинулась обратно. Хриплым голосом японский разведчик произнес пароль: «Что-то не ловится сегодня». Причем от волнения трудное русское «л» опять не удалось, не выговорилось не менее трудное «ви» и в результате подполковник выдавил из себя что-то вроде «Что-то не робится…». Но и этого хватило. Тень обернулась и назвала отзыв: «Не та погода, денька через три будет клев». Агент 587 вышел на явку.

Луна никак не могла растолкать тучи, сгустившиеся над Москвой-рекой, и на берегу совсем стемнело. Но глаза подполковника, привыкшие за последние пять минут к полному мраку, все же достаточно ясно различили черты агента. Нет сомнений, перед разведчиком стоял бывший генерал царской армии Исидор Апполинарьевич Полянский – «большая умничка», как охарактеризовал тогда еще Генерального штаба полковника его учитель, генерал Брусилов, гений штабных игр, прирожденный штабист, человек с математическим складом ума и элегантной раскованностью истинного аристократа в поведении.

Агент сделал шаг навстречу японцу, и тот явственно различил издевательскую улыбку на лице теперь бывшего генерала. «Пришел раньше, спрятался, все видел и специально подошел именно к этому углу», – понял и снова, уже который раз за этот тяжелый день, налился яростью подполковник Накаяма. Он трижды глубоко, но неслышно вздохнул, чтобы привести хару в порядок, и поздоровался, не в силах все же удержаться от издевки и церемонно кланяясь:

– Добрый вечер, товарищ бывший генерал!

– Добрый вечер, господин шпион, – в тон ему съязвил