и лучшими стрелками из лука, и лучшими мастерами сабельного боя на самых быстрых конях. Заводилы-смертники!

Тимур бросил клич, и тотчас полтысячи бесстрашных бахадуров вызвались вырваться с луками наперевес в чистое поле. Йигиты пронеслись через коридоры мимо своих друзей, мимо пехоты, прятавшейся за турами и чапарами, вылетели на простор и ветром понеслись на неприятеля. Только закрываться щитами от стрел бесстрашных йигитов из враждебного лагеря – это не уважать себя! И со стороны ордынцев тоже вылетело не менее бесстрашное войско.

Каждый хотел показать себя в бою!

Им не удалось подразнить противника – они столкнулись и в кровавой сече быстро истребили друг друга. Но это и подтолкнуло обе армии к немедленному началу полномасштабных боевых действий. Одинокие «поющие» стрелы полетели эстафетой ввысь от одной тысячи к другой в армии Тимура, от его тумена к тумену, от кула к кулу. Каждая выпущенная стрела была сигналом. Войска, растянувшиеся на необозримые расстояния, в течение пяти минут узнали о том, что пора идти лавиной на противника.

То, чего ждал эмир Тимур полгода, случилось.

Две громады войск, равные по численности и военному мастерству, под флагами и бунчуками слаженно прошли по тем же «коридорам» и устремились друг к другу. И все это под нарастающий бой гигантских медных, обтянутой кожей барабанов, от гула которых закладывало уши.

Они стремительно приближались друг к другу – похожие внешностью и вооружением, с прокопченными лицами, с раскосыми глазами. В остроконечных стальных шлемах с хвостами, в пластинчатых панцирях, на быстроногих лошадях, тоже наглухо закованных в броню. Воины одного племени – грубые, безжалостные, злые. Почти непобедимые. Одна орда против другой. Ликуйте же, люди иных племен, живущие в Европе или в Азии, когда свершаются такие битвы! Может быть, вам будет жить и дышать спокойнее и вашим потомкам в будущих веках! Пусть бьются до смерти наследники кровожадного Чингисхана! Чем этих славных бахадуров станет меньше, тем больше у вас останется шансов на жизнь!

Десятки тысяч стрел были выпущены с каждой стороны в противника, навесом, и небо стало темным от поющих монгольских стрел. Но щиты и пластинчатые доспехи на людях и лошадях выдержали этот поющий смертоносный дождь. Немногие упали с лошадей. Все решит лобовое столкновение. А до него оставались считаные секунды. С криками и воплями, под гром гигантских барабанов и вой труб, они неумолимо приближались друг к другу. И вот столкнулись передовые полки, в которых были десятки тысяч храбрецов, серпами влетели во вражеские ряды растянувшиеся на километры фланги. Два зверя сцепились на земле Поволжья и стали беспощадно рвать друг друга…

Битва шла трое суток: более полумиллиона человек должны были иссечь друг друга мечами – для такого требуется время. Тимур наблюдал с горы за битвой, как море бойцов впереди, на открытом пространстве, истребляет врага. Тысячи штандартов и бунчуков колыхались в этом море. Тимуру только докладывали: «Эмир Хаджи Сайф ад-Дин расстроил левое крыло врага!», «Джахан-шах отбил нападение и повернул врага вспять!», «Царевич Мираншах держит удар, слава Аллаху! Он оттеснил врага и укрепился на своем месте!» Вестовые то и дело выныривали из битвы и прилетали к его горе, где Тимур со своим штабом жадно дожидался новостей. И где сидела бледная и молчаливая, сжавшаяся, как кошка во время ливня и грозы, юная жена полководца – Чолпан-Мульк-ага. Она хотела увидеть битву – упросила мужа взять ее с собой! – и она увидела ее. Насколько охватывал глаз, уже кровью пропиталась земля и лежали тысячи бахадуров – мертвых, стонущих от ран, по ним сейчас бешено топтались кони.

Чолпан-Мульк-ага боялась даже заговорить с мужем.

К ночи армии расходились в стороны, как две волны, что, сбившись, откатывают друг от друга, а с рассветом вновь вступали в бой. Гул шел отовсюду – это были крики сотен тысяч людей, бой зовущих в атаку барабанов и режущий слух звон стали.

И вновь вестовые приносили обрывочные известия с места битвы: «Царевич Умаршах сломил сопротивление левого крыла татар и преследует их!», «Мухаммад Султан со своими бахадурами рассыпал центр вражеского войска и гонит их по полям!» Эта новость заставила Тимура ликовать: его внук не просто показал себя – он проломил центр!

А вдруг – обман?!

– А это не уловка татар?! – грозно спросил государь. Только бы его внука, пылкого юношу, не засосало в эту воронку, откуда можно и не вернуться! Но ведь с ним были лучшие полководцы! – Где сейчас Мухаммад Султан? Он вернулся назад?!

– Этого мы не знаем, повелитель! – поклонился вестовой. – Я передаю только то, что мне сказали!

Но вскоре пришли новые вести: отступление ордынского центра – не уловка! Мухаммад Султан и впрямь разнес его! Он гонит врага. И сам он жив и здоров и окружен лучшими своими людьми! Татарские Огланы отступают по всему фронту, им все сложнее удерживать натиск неприятеля.

– А где Тохтамыш? – спросил Тимур у очередного вестового. – Что говорят? Где он сам?

– Это неизвестно, – ответил гонец.

В эти часы затяжной битвы он увидел ее – свою жену. Былинку, пух на ветру. Она отвернулась – ей было страшно. Но он подошел к ней, взял за плечи. Встряхнул, посмотрел в глаза. По щекам Чолпан-Мульк текли горючие слезы. Не вынесло зрелища массового убийства юное сердце.

Она тяжко всхлипнула:

– Что с нами будет?

– Все будет хорошо, милая жена, верь мне! Аллах с нами, я знал это с самого начала! – Тимур обернулся в сторону битвы. – Если вести справедливы, то теперь все будет так, как я задумал! – Гнев и восторг душили Тимура. – Подлый шакал, с кем он связался?!

– Но я ничего не понимаю, – покачала головой Чолпан-Мульк.

Одно дело быстрее ветра носиться на коне по привольным монгольским степям и метко поражать из лука сайгаков и оленей, как это умела и любила делать Чолпан-Мульк, и не хуже любого охотника, чем она и восхищала многих бахадуров, и совсем другое – понимать ход великой битвы.

– Это ничего, ты – женщина, – ответил государь. – У тебя другие заботы. – Он с нежностью приложил раскаленную шершавую ладонь к ее юной румяной щеке. – Ты должна любить своего владыку и рожать ему детей. Этого достаточно!

Она нашла в себе силы улыбнуться.

– И я люблю тебя, мой владыка.

– Знаю, – кивнул полководец.

Зато он, Тимур, видел все! Как тот орел, что плавал в горячем небе Мавераннахра и выглядывал добычу! И которым он восторгался много лет назад, когда был молодым бесстрашным воином – охотником за караванами могулов! Недалеко от Чолпан-Мульк стоял десятилетний сын Умаршаха – царевич Рустам.