— Дим, ты хоть скажи, что случилось, а то я ведь ногти до локтей сгрызу, пока дождусь.

— Да ничего страшного, Марин. Долбанула мою машину, только и всего. Но страдает так, как будто случайно подожгла дом и убила всю родню. Витька бы своего шкрябнула — меньше бы переживала, наверно.

— Да ладно! — удивилась я, зная, насколько аккуратно ездит Снежка. — Как ее угораздило?

— Слушай, давай она тебе сама расскажет. А то я уже малость подзадолбался. Сначала звонил в страховую, потом объяснялся с долбоклюем, который выставил свою тачку мордой на улицу. А кое-кто все это время страдал. От своей жопорукости и кривоглазости. Заметь, не я сказал, это цитата.

Издали донесся возмущенный вопль, грохот, после чего я услышала из трубки голос Снежки:

— Привет, Марин.

— Ну привет, — я вздохнула облегченно. Жива-здорова, и Димка, судя по всему, вовсе не собирается ее убивать. — Покайся, преступница, легче станет.

— Во-во, — буркнула она. — Молись и кайся. Ужас, не представляешь, до чего противно. Самадуравиновата. Витек в сервисе, с тормозами какая-то фигня, а мне надо было в налоговую съездить. Вылезла недоплата за тот год. Записалась на сегодня еще на прошлой неделе. А нам как раз в это время для ремонта всякие штуки должны были привезти. Димка говорит: да забей, потом все выяснишь, не посадят же в тюрьму. Но я уперлась: нет, поеду, можно на твоей? Вот, блин, присралось мне на крутом танке прокатиться.

Я фыркнула. Иногда на Снежку действительно находило, и она становилась страшно упрямой. Не спорила, не ругалась, просто гнула свое.

— Хорошо хоть не убилась, — дипломатично заметила я. — Сильно въехала-то?

— Да нет, фара и бампер. У того типа. А у меня вмятина и царапина. Димка еще сказал: осторожнее, машина большая, габариты совсем другие. А я такая: да знаю, что ты мне как дурочке. Ну и вот… Доехала до соседней улицы, поворачиваю, а там машина припаркованная, мордой на проезд. Подумала, что вписываюсь. И не вписалась. Позвонила Димке, он прибежал, прогнал меня домой. Сам со всем разбирался, сказал, что за рулем был. Я же в страховку не записана, еще бы и штраф влупили нам с ним на пару, если бы парень уперся и гайцов вызвал. А так все по европротоколу оформили.

— Слушай, ну Димка твой просто мега-мужик! — восхищенно вздохнула я и тут же поймала косой взгляд Славы, превратившегося в локатор. — Так я не поняла, а чего рыдала-то? У вас же КАСКО? Или Димка клизму вставил со скипидаром?

— КАСКО. Нет, не вставил. Ну, прочитал небольшую лекцию про то, что уверенность хорошо, а самоуверенность не очень. Просто… стыдно, черт, ужас.

— Стыдно — у кого видно, — вспомнила я детсадовскую шуточку. — Хотя понимаю, сама сегодня тоже… Сейчас, подожди минутку.

Я встала, чтобы уйти на кухню.

— Секреты? — не отрываясь от экрана ноута, ехидно поинтересовался Слава.

— Хочешь послушать подробности про месячные?

— Оборони создатель. Не забудь рассказать, как я для тебя за тестом ходил. Пусть тоже скажет, что я мега-мужик.

Показав ему язык, я улизнула из комнаты и устроилась на кухонном диванчике.

— Ну ты даешь, мать, — рассмеялась Снежка, выслушав мою дурацкую историю. О приступе я рассказывать не стала: она и так была расстроена, к чему добавлять еще лишние переживания за меня. — Твой тоже молодец. Скажи, классные нам ребята достались?

— Хрен поспоришь, — согласилась я. — Кстати, когда Димка сказал, что ты не можешь подойти, потому что рыдаешь, у меня первая мысль была, что ты тоже… того… тест оплакиваешь.

— Да ну, нет. В смысле, не стала бы оплакивать. Мы решили, что сильно торопиться не будем, но если вдруг получится — значит, так и надо.

— А как же супер-пупер свадьба на Канарах?

— Марин, ну ты видишь, что творится? Канар можно еще пять лет ждать. Если что — распишемся по-тихому, а отпразднуем потом.

— Думала, ты после визита Совы с Ванечкой от одной мысли о детях будешь в анабиоз впадать, — не удержалась я.

— Да ну, нет, — повторила она. — С чего вдруг? Мухи, то есть дети отдельно, их чокнутые мамаши отдельно. Кстати, ничего о ней не слышно? Она ж там, наверно, Лешика уже сожрала на самоизоляции. Ладно, признаюсь. Димка ругался, конечно, но я ей все-таки позвонила через пару дней. Думала, может, успокоилась и скажет внятно, с чего ее вдруг так за зад укусило. Не ответила. И не перезвонила. Я еще немного попереживала и сказала себе, что хватит. Надо уже как-то научиться отпускать то, что не твое.

— Мудро, — кивнула я. — А вообще как вы там?

— Да ты знаешь, очень даже ничего. Ленпална теперь только раз в неделю будет приходить. Димка через день на завод ездит ненадолго, там же непрерывный цикл. У меня работы полный ноль. Прикидываем, что в доме переделать можно. В общем, все хорошо.

Мы еще немного поболтали, и я вернулась к Славе, который уже закончил с блогом и смотрел очередной боевик.

— Ну что, все обсудили? — спросил он. — Вот как хочешь, не могу понять это бабское стремление делиться всеми подробностями.

— Ну, во-первых, далеко не всеми подробностями, — мой жест прозрачно намекнул, какими именно подробностями мы не делимся. Хотя, конечно, это было не совсем правдой. — Во-вторых, может, тебя утешит, что ты тоже удостоен звания мега-мужика. Лучше скажи, что бы ты сделал, если б я раздолбала твою машину?

— Ты не водишь машину, — хмыкнул он.

Вот ведь зануда же!

— А если б водила?

— Убил бы.

— Правда? — надулась я.

— Нет. Марин, ну что за глупости-то? Люди, бывает, со своим собственным телом справиться не могут — спотыкаются, падают, в двери не вписываются, а тут здоровенная железная дура. Я не говорю про несоблюдение правил и заведомо опасную езду, это другое. За такое действительно башку нужно отрывать. А вот по неосторожности зацепиться или зацепить… Я когда права получил, купил убитую Калину. Через год продал на разбор. Всю в боевых шрамах, как у старой акулы. Только потом взял нормальную машину. Десять лет за рулем — до сих пор иногда могу где-то терануться. Правда, сразу в ремонт еду. Кому-то наплевать на царапины — мне нет. Как будто с дырой на штанах ходить. Даже если никто не видит.

Ну кто бы сомневался! Чтобы Слава — и с дырой?! О том, что запросто могу надеть под брюки рваные колготки, я говорить не стала.

Первый раз мы поругались шестого апреля — ровно через месяц с начала отношений. После юбилейного, если можно так выразиться, секса. Совершенно по-идиотски, со смертельной обидой и хлопаньем дверями. Я демонстративно оделась и ушла, отключив звук у телефона. Дошла, кипя, как чайник, до Владимирской площади и вернулась. Ночь мы провели на максимальном удалении, каждый на своем краю кровати. Чтобы невзначай не коснуться друг друга. И как только никто не свалился на пол?