Было тепло и тихо. Лишь далеко в поле, за околицей чуть слышно рокотал работающий трактор да у дома Инюшкиных, запустив в небо бумажного змея, покрикивали друг на друга неутомимые проказники «зеленые человечки».

— Пойдемте к озеру, — предложил Марине Антон.

— Пойдемте, — сразу согласилась она.

Через проулок медленно дошли до берега к поваленной старой березе и, словно сговорившись, сели на нее рядышком. Зорькина с улыбкой посмотрела на Антона:

— Расскажите что-нибудь детективное.

— Я детективов не читаю, — сказал он.

— Вы — не из книжек, из своей жизни.

— В жизни детективные истории не так интересны.

— Почему?

— Шелухи много.

— Мне любопытно, за что вас наградили орденом?

— Наган у мальчишки отобрал.

— В газете писали, что за задержание особо опасного преступника…

— Это для солидности, чтобы страшнее было. Если с наганом, значит — особо опасный. На самом деле молоденьким губошлепом тот преступничек был.

— А патроны в нагане были?

— Оставалось маленько.

— Губошлеп ведь мог вас застрелить…

— Кто бы ему это позволил? — Антон улыбнулся Марине. — Я не люблю о своей работе рассказывать. Поговорим лучше о чем-нибудь другом. А чтобы проще разговаривалось, предлагаю перейти на «ты». Согласны?..

— Разве не помните, что мы уже были «такими»?

— Когда?

— Господи, оказывается, вы все забыли… — со вздохом проговорила Марина и обидчиво усмехнулась: — Конечно, для вас то время — маленький эпизод в большой битве за торжество добра и справедливости. Где уж тут вспомнить о давних отношениях с занозистой на язык заведующей птицефермой в старомодных туфлях-лакировках и в голубой косыночке с якорьками…

Антон дотронулся до ее руки:

— Не надо, Марина, вспоминать то время. Давайте говорить о сегодняшнем дне.

— Не было бы того времени, не наступил бы и сегодняшний день… — многозначительно сказала Зорькина. Глаза ее погрустнели, но она быстро совладала с собой и удивительно легко перешла на «ты»: — Неужели думаешь, что все исчезает бесследно?

— Нет, я так не думаю.

— Значит, у тебя тоже от того времени что-то осталось?

— Конечно.

— Интересно, помнишь ли, как самый-самый первый раз меня увидел?

Антон задумался:

— Я впервые тебя не увидел, а услышал.

— Как?

— Поздно вечером сидели с Маркелом Маркеловичем Чернышевым у него в доме за шахматами. Рядом с домом, у клуба, заиграл баян и ты запела:

В тихой роще, у ручья, целовалась с милым я.

И никто на белом свете мне, девчонке, не судья!

Зорькина, озорно прищурясь, вдруг тихонько подхватила припев:

Ой-люли, ой-люлй, у меня, Марины,

Губы алы от любви, словно от малины..

— Вот так… алогубая, — улыбнулся Антон. — На следующий день утром мы встретились на птицеферме и, когда я начал расспрашивать о женихе-заочнике, ты ядовито подковырнула: «Не иначе, вашей маме невестка потребовалась?»

Марина положила поверх руки Антона свою теплую руку:

— Не обижайся за ту подковырку. Я ведь тогда совсем глупышкой была, а ты мне показался очень строгим. Не обижаешься?

— Нет, я не обидчивый.

— Спасибо. Ох, как быстро летит время… Это ж только подумать: десять лет промелькнуло!

Зорькина внезапно оглянулась. Перехватив ее взгляд, Антон шутливо спросил:

— Боишься, но подглядывает ли тетя Броня Паутова, чтобы не прозевать нашу свадьбу?

— Пусть подглядывает, мы из детского возраста выросли. Правда?

— Правда. Может, нам на самом деле пора подумать о свадьбе?

— Думай не думай, чему бывать — того не миновать.

— Очень туманно. Не могу догадаться.

— Как ты такой, недогадливый, начальником уголовного розыска работаешь?

— Сам удивляюсь. Ну, так как?..

— Как пожелаем, так и сделаем. Только ты больше не пугай меня загсом.

Антон засмеялся:

— Без него не обойтись.

Зорькина задумчиво стала смотреть на недостроенный особняк Гайдамаковой. Бирюков ласково погладил ее руку. Она не шевельнулась, только с грустинкой сказала:

— Так и не пожила ни денечка Елизавета Казимировна в новом доме. Очень интересная старушка была. Когда мама умерла, я сильно испугалась. Переживала, не знаю как… И Елизавета Казимировна стала лечить. Сказки чудесные рассказывала. В новолуние выводила на перекресток, что-то шептала таинственно-таинственно. Давала пить какую-то вкусную водичку, после которой мне снились красивые-красивые сказочные сны. Показывала на небе звезды — она их все наперечет знала. И о каждой звездочке у нее была особая сказка… Признаюсь, Антон, я очень впечатлительная и обидчивая. Это, наверное, оттого, что росла без мамы…

Бирюков, словно согревая, взял ее небольшую руку в свои широкие ладони. Она смущенно улыбнулась и продолжила:

— Потом еще раз, уже взрослая, обращалась к Елизавете Казимировне. Помнишь, как ты тонул в Потеряевом озере?

— Помню.

— Чем это можешь объяснить?

— Собственной дуростью. Уплыл дальше километра ст берега, а когда возвращался, попал в холодные родники. Мышцы стало сводить судорогой.

— Видишь, как все просто. А я тот случай отнесла на свой счет.

— С какой стати?

— Позубоскалила с тобою и вдруг — беда. Перед этим ведь морячок из-за меня погиб…

— Не из-за тебя. Нелепая случайность там произошла.

— Ну я так думала, что из-за меня. Чуть с ума не сошла. Вбила в голову, будто злой рок надо мной витает: с кем из ребят ни поболтаю, тот непременно должен погибнуть. Это какой-то ужасный кошмар был. Исхудала — кожа да кости. Сон совершенно потеряла. И тогда вспомнила о Гайдамаковой. Приехала в Березовку, все-все старушке рассказала. Приготовила Елизавета Казимировна целебное снадобье и говорит: «Надо тебе, Мариночка, уехать отсюда». — «Куда же я уеду, если у меня, кроме Ярского, во всем белом свете ни единой родной души нет?» — «Не хочешь уезжать, займись каким-либо серьезным делом. Учиться поступи. Надо, миленькая, отвлечься от нехороших мыслей, забыть случившуюся беду». Так вот я и поступила на заочное в сельхозинститут. Ой, как поначалу трудно пришлось! Потом втянулась в учебу и даже, не хвалясь, диплом с отличием получила.

— Не зря тебя все березовцы уважают, — сказал Антон.

— Слишком-то уважать не за что. Просто я стараюсь добросовестно делать свою работу.

— В наш век — это немало.

Незаметно подкрались сумерки. Зеркальная гладь Потеряева озера потемнела. На ней замерцали отражающиеся крапинки звезд, густо усыпавших небо. Изредка вода у камышей всплескивала, видимо, шальная щука или окунь хватали задремавшую рыбешку. Вспыхнувшие от всплеска круги быстро исчезали, и звездные отражения опять светились на своих местах. Посвежевший к ночи воздух крепко отдавал настоем полевых трав. У самой воды, на песчаном откосе, попискивали кулички да в приозерных кустах всхлипывала какая-то одинокая птица.

— Красота, как в сказке, — задумчиво сказал Антон. Марина словно обрадовалась:

— Я угадала, что ты именно это скажешь!

— Тоже умеешь читать чужие мысли?

— Не умею, но высчитываю.

— Экономически?