Некоторые старики были недовольны, держась за древние обычаи, но молодежь не больно-то слушала. Нынче, мол, не при царе Горохе, все теперь россияне, и думскому закону о равных правах народностей уж полвека… А хороши ж русско-татарские свадьбы! Когда сначала русский жених везет с дружками на нескольких бричках, для красоты и пышности, калым отцу невесты и подарки ее родственникам, а потом невестино приданое везут с джигитовкой и гиканьем ее братья и дядья в русскую деревню. Или наоборот, калым сюда — приданое туда. Но обязательно в таком порядке. И гуляют потом по три дня в улусе и в деревне, сначала у невесты, потом у жениха. Потом разговоров на полгода, как все было и что было… Такой обычай сам собой сложился, жизнь, однако. Не при царе горохе.

«Хм, что за царь Горох привязался? — подумал Славка. — Все ж головой здорово треснулся, не было вроде такого царя-то. Впрочем, надо будет в личное время поискать в Миросети родословие русских монархов, может, и был и такой когда-нибудь. При царе Горохе. Блин», — и сам заржал заливисто собственным мыслям. Аж сойки шарахнулись стрекоча с ближних сосен.

Не ушедший по своим делам татарин Ахмат, наблюдавший за подъемом Славки по откосу, вытянул с беспокойством шею, увидев, как солдат смеется в голос невесть чему, но, решив, что ничего страшного, снова заулыбался.

— Слышь, Ахмат, помоги машину перевернуть, — позвал Славка, — меня Славкой звать.

— Давай, Славка, — сказал Ахмат.

3

«Тропе» ничего не сделалось. Вдвоем с Ахматом поставив машину на колеса, Славка почувствовал облегчение, выдергивая пучки желтой травы из спиц и вышибая комья глины из-под крыльев. Номер немного погнулся, но это сейчас поправим. Складной солдатский нож с инструментом не потерялся, и автомат крепко сидел в ружейном гнезде рядом с рулевыми рогами вездеходика.

Повеселев, что все, кажется, обошлось, Славка спросил так удачно оказавшегося поблизости участливого татарина:

— Ахмат, а есть ли в улусе сметана и айран на продажу? Командир велел спросить.

Был Рамадан, а на заставе было несколько солдат-мусульман, и сотник хотел, как мог, облегчить им трудности дневного поста.

— Есть-есть, — закивал татарин. — У моего брата Юсупа два-десять дойных коров на дворе, недавно вернулись с верхних пастбищ. Все есть, как без сметаны-айрана? Все купишь, Ахмат с гостем едет, как не продать пограничникам?

Славка успокоился, даже стал находить стечение обстоятельств удачным. Не перевернись он, и не слети с дороги с такой помпой, и не заметь его Ахмат, ходил бы он в улусе по дворам, спрашивая хозяев. А теперь с таким удачным знакомством сразу приедет на место, сделает все как надо и будет молодцом. Настоящим бойцом-пограничником, хоть и краткосрочником. Может, сотник даже сделает об этом отметку в его компьютерной карточке. А запись о поощрении — это вам не ерунда какая-нибудь, что только отцу с матерью в письме или на фото в Миросети похвастать, к армейским карточкам и записям в них могут позже обратиться и институтское начальство, и мировой сословный суд, и крупный цивильный наниматель.

Всякий казенный начальник в будущем может посмотреть, каким путем солдат из крестьян получил сословную грамоту мещанина. Да и чем черт не шутит, может, доведется когда и на дворянство подать, не стоит в девятнадцать лет зарекаться. Лучше, чтоб успехов было побольше. Дело серьезное.

Так думал Славка, не слишком быстро следуя в улус Чен-Кая позади Ахмата в его лисьем треухе с назатыльником и на таком же почти, как у Славки, вездеходе, только поновей и разукрашенном сплошь быстрыми тонконогими конями с синими сполохами грив. Даже запел от радости на всю тайгу с детства знакомую малороссийскую песню: «Дывлюсь я на нэ-эбо, та й думку гадаюууу…»

…Ахмат резко, с визгом тормозов, разворотом и привставанием на два колеса заторомозил около двухэтажного дома на широкой улице улуса. Дом был украшен зеленым сибирским флагом с алым медведем на нем. И спутниковой антенной.

«Ого! — подумал Славка. — Братан-то Ахматов прямо барин. Мурза».

Славке за короткую его службу не довелось бывать в татарских домах, а у них в селе никаких инородцев, кроме цыган, не имелось. Ясное дело, страсть как интересно было, хотя и робел малость. Иди знай, как у них там заведено, хотя и рассказали в казарме, что дома татарские похожи на русские, только в горницах нары, покрытые цветными коврами и кошмами, а на стенах оружие.

Ворота были, как и вездеход Ахмата, расписаны синими конями, зеленой травой и всякими занятными узорами непривычного рисунка. На невысоком крыльце стоял плотный русоволосый мужчина в меховой безрукавке и в черной ермолке с золотыми узорами.

«А ботинки погранцовые», — оценил Славка и как-то сразу, наверное из-за таких же, как у него самого, ботинок, почувствовал расположение к незнакомому человеку.

— Салям алейкум! — крикнул Ахмат от ворот и помахал брату рукой.

— Алейкум ассалям! — откликнулся мужчина и заулыбался. — Издалека слышу, как мой брат едет. А сейчас вижу, с гостем. Гость в дом, Бог в дом, как говорят русские, — и сделал приглашающий жест рукой.

— Меня Славка зовут, я с заставы, сотник по делу послал.

— Ну, дело подождет, хотя всегда рады помочь. Заходи, будешь гость. Юсуп, — протянул хозяин широкую короткопалую ладонь.

В горнице, куда надо было сперва подняться по широкой лестнице с перилами, как и рассказывали, было пестро от ковров и кошм. На стенах висели сабли и ружья в серебре и богато украшенные верховые седла. На одной из стен укрепился здоровенный телеэкран. Хозяин крикнул что-то по-татарски в одну из боковых дверей, и через минуту быстрая девчонка лет одиннадцати с торчащими из-под косынки косичками притащила черный с золотом низкий столик, а красивая черноволосая женщина в налобной повязке, похоже жена, — поднос с большим фарфоровым чайником, китайской небось выделки, с чайником поменьше с каймаком, пиалами, медом в берестяном туеске и лепешками, сложенными горкой на деревянном блюде.

— Садись, Славка, дорогой гость, моего брата друг, будем чай пить.

Славка пил чай с каймаком, нахваливал прозрачный густой мед и белые лепешки, задавал вопросы о здоровье семьи и видах на будущий урожай и при этом жутко потел от смущения. Знающие ребята в казарме рассказали в общих чертах, как себя вести и что делать, но Славка от своих утренних переживаний забыл, когда надо приступать к делу. Помнил только, что, как пойдет о нем речь, торговаться надо люто и азартно, иначе половину удовольствия хозяевам испортишь и запомнят тебя как бестолкового балаболку, не умеющего отплатить за гостеприимство.

Разговор шел неспешно. Славка с Ахматом рассказали об утренней аварии, Юсуп в ответ рассказал о последних скачках, где его жеребец Сегай взял призовое седло и камчу, «вон то седло, с травкой и звездами, да», рассказывал о старшем сыне Абдуле, стажере-ветвраче в аймачном центре в Сибири, «скоро приедет в отпуск, а потом и совсем вернется в Россию, отцу помогать, хозяйство большое».