Облокотившись на подоконник, Соня смотрела вниз, на кусты шиповника, спрятавшись за которыми курили узист и травматолог, и думала, что перезревшие, уже схватившиеся морозом плоды похожи на капли крови. Как красиво осень сочетает краски до самого конца, пока не приходит зима и не укрывает все снегом…

Виктор Викторович прошел к своей машине, сел и уехал. Что ж, путь свободен, можно тоже идти домой и надеяться, что до понедельника все забудется.

Тут к кустам подошли Ивлиев, Колдунов и Лариса Васильевна, достали сигареты и закурили. Можно спуститься к ним, обсудить произошедшее, наверное, старшие товарищи даже похвалят ее за мужество и стойкость духа.

Только странное дело, ей больше не нужно ничье одобрение. Единственный человек, с кем Соне сейчас действительно хотелось поговорить, был Герман, но они расстались.

Соня подумала, что пора уже начать забывать Германа, а не обращаться к нему своими мыслями при каждом удобном случае. Плохо, что он обещал ждать ее до Нового года и теперь приходится изо всех сил держаться, чтобы не позвонить ему. Да, до Нового года будет грустно, но, возможно, когда дверь в прошлое захлопнется, станет легче и свободнее дышать.

Суббота и воскресенье пропали совершенно, потому что Соня могла думать только о Стрельникове, о том, как тяжело ему будет выйти на работу после того, как опозорился, как трудно станет смотреть в глаза коллегам. Как сгладить его унижение, как создать хоть какой-нибудь психологический комфорт? Вести себя как раньше? Или мягче? Хотя куда уж мягче, с другой стороны… Как реагировать, если Иван Александрович снова полезет со своими шуточками? А вдруг Ивлиев придет глумиться над обмишулившимся коллегой?

Соня воображала самые разные варианты поведения коллег и на каждый придумывала себе что-то вроде инструкции, но реальность, как это обычно и происходит, не совпала ни с одним из них.

Виктор Викторович явился на работу совершенно таким же, как в любой другой понедельник – свежим, отдохнувшим и в благодушном настроении. Соня скорее была готова поверить, что пятничное собрание ей приснилось, чем в то, что можно переносить позор с подобной непринужденностью.

Она волновалась, как Стрельников встретится с Ларисой Васильевной, и видела всего два пути: или откровенный разговор с глазу на глаз, с глубокими извинениями, или, если духу на подобную беседу не хватает, всеми силами избегать встречи. Но Виктор Викторович выбрал третье: столкнувшись со старушкой в ординаторской, он приветствовал ее в своем фирменном радушном стиле. В первую секунду Лариса Васильевна растерялась, не ожидая такой наглости, но быстро взяла себя в руки и сказала: «Иди в жопу, чмо на палочке».

Стрельников засмеялся, мол, какая зрелая речь для человека с высшим образованием, но ординаторскую все же покинул.

Главврач с начмедом не приняли официальных мер к обнаглевшей заведующей хирургическим отделением, но чувствовалось, что злобу затаили. Начмед избегал общения, хотя раньше часто интересовался, как в хирургии дела, не нужна ли помощь. Ну а главный, человек искренний и прямой, просто испепелял ее взглядом на каждой планерке и кривил губы особым образом, изображая нечто среднее между презрительной ухмылкой и волчьим оскалом.

Виктор Викторович быстро понял, что в коллективе его не собираются добивать, а наоборот, дали шанс на исправление, но вместо исправления почему-то распустился окончательно.

Не прошло и недели, как он завел речь, что «сдает старушка все-таки» и что Соня сама будет виновата, что не прислушалась к его сигналам. Для него, известного профессора Виктора Викторовича Стрельникова, на первом месте всегда интересы пациентов, и думает он о том, как бы защитить больных от старой маразматички, а не о том, что некому дежурить. Когда он был молодой, то за счастье считал каждое лишнее дежурство, готов был круглые сутки трудиться, не то что нынешнее поколение, вялое, тупое и ленивое, с младых ногтей волнующееся только о деньгах. Так что Соня могла бы и смен побольше брать, и понять в конце концов, что кадровые вопросы надо решать в интересах дела, а не только из одного гуманизма.

И настал момент, когда Соня не выдержала:

– Виктор Викторович, не надо учить меня моим должностным обязанностям. Они мне известны, и ваши, кстати, тоже.

– Что? – взревел Стрельников. Соня никогда раньше не видела такого мгновенного перехода от благодушия к ярости. Лицо профессора покраснело, исказилось, он заорал, что она сикильдявка, возомнившая себе невесть что, но жизнь быстро укажет ей на ошибку. Колдунов перед местной деревенщиной способен шашкой махать, но сразу исчезнет, когда в дело вступят серьезные люди. Чем скорее Соня поймет, что она здесь никто и звать никак, тем больше у нее шансов удержаться на рабочем месте, а будет дальше хвост поднимать – вылетит, «мама» сказать не успеет.

Сказав, что не будет продолжать беседу в подобном тоне, Соня вышла из ординаторской и трусливо отсиживалась в приемном отделении, пока Стрельников не остыл. Похоже, подобный взрыв эмоций станет теперь фирменной реакцией Виктора Викторовича на любые попытки напомнить ему, что он находится в ее непосредственном подчинении. Главврач на стороне профессора, кроме того, Стрельников сообразил, что она теряется от хамства, так что будет широко применять это оружие. Если она хочет сохранять относительно нормальную рабочую обстановку, похоже, придется во всем потакать ему, а это невозможно.

Соня тяжело вздохнула. Становилось ясно, что отличницей и любимицей руководства ей больше никогда не бывать.

Началась жизнь парии, доселе Соне неизвестная. Начмед стал тыкать ее носом в истории болезни на каждой планерке, выискивая ошибки там, где их не было, а объясниться слова не давал. Главврач отругал, что перевыполняет план, госпитализирует, кого не надо, а больница в убытке. Вдруг явилась комиссия старших сестер и с лупой ползала по отделению, ища, к чему бы придраться. В общем, администрация решила указать Соне на ее истинное место в местной иерархии, доказательно подкрепить основные тезисы истерики Виктора Викторовича.

Соня относилась к своим обязанностям добросовестно, промахов не допускала, так что весь вопрос состоял в том, когда руководству надоест к ней цепляться, но все равно теперь она ходила на работу совсем с другим чувством, чем раньше.

Когда она начала задумываться, не написать ли заявление с просьбой об освобождении от обязанностей заведующей, неожиданно позвонил Ян Александрович и попросил подъехать для беседы.

В чем суть, не сказал, и Соня решила, что затевается какая-нибудь интрига. Участвовать ни в чем таком ей абсолютно не хотелось, но отказаться было никак нельзя, и в назначенный час Соня прибыла к Колдунову, одетая как деловая женщина. Создать этот образ стоило большого труда. Когда-то они с мамой купили деловой костюм, но, надев его, Соня обнаружила, что выглядит совершенно как доярка. Еще косыночку на голову – и вперед, обличать кулаков и ловить вредителей. Всегда ли костюм так сидел или приобрел сей зловещий лоск, пока висел в шкафу без дела, осталось неясным, но надевать его все равно было нельзя.