– Так.

– Хрен там, а не так! – рявкнул папа. – Если бы это было так, Витя не превратил бы тебя в прислугу! Он бы ни за что не позволил тебе войти в этот дом, куда раньше таскался украдкой от тебя! Когда любишь человека, ты его не оскорбляешь! Ты не заставляешь его жрать свое говно.

– Слушай, – вдруг решилась Александра, – а ты можешь сказать мне правду?

– Могу.

– Просто правду. Абстрагируйся от всего, от Вити, от моего замужества, вообще от всего, а просто скажи, как было. Клянусь тебе, я буду молчать, что бы ни услышала.

Папа отстранился и взглянул на нее с интересом.

– Мне это очень важно, чтобы принять правильное решение…

– Да хватит уже нагнетать!

– В общем, папа, Альбина Ростиславовна призналась мне, что у тебя тоже был роман.

– Так…

– Что ты вроде как хотел даже уйти из семьи, но потом одумался.

– Откуда она взяла такую чушь?

– Якобы мама ей жаловалась. Это правда?

– Нет, Сашенька, – папа улыбнулся, – тут я могу тебе с полной ответственностью сказать, что это наглое вранье. Мне не веришь, давай у мамы спросим.

– И ты никогда ей не изменял?

Папа покачал головой.

– И неужели никогда не хотел? – наседала Александра.

Отец вздохнул тяжело и тоскливо, нахмурился, покачал головой. Подойдя к манежику, взглянул на Витю с лаской, и когда убедился, что ребенок не боится, взял его, усадил к себе на коленку и стал покачивать. Малыш пришел в восторг, расхохотался так, что Александра даже чуть-чуть заревновала.

– Не разгуливай его.

Но куда там… «Ты тоже его полюбишь, – подумала она, – только что ж молчишь? Что ж не утверждаешь, что никогда не хотел изменять? Просто не та тема, которую дочь может обсуждать с отцом? Или не хочешь лгать?»

– Прости меня, Саша, я забыл, а вернее, не подумал, что когда человек узнает вкус подлости и предательства, он начинает видеть его везде, а хуже всего, что оно перестает ему казаться чем-то страшным.

– В смысле?

– Грех обесценивается, понимаешь? Не мы такие, жизнь такая. Раз мне изменили, значит, всем изменяют, на меня донос написали – пишут все и на всех, ну и так далее. Я полагал, что раз ты получила удар уже взрослым, состоявшимся человеком, то он не изменит твоего мировоззрения, но, видно, ошибался. Саша, ну вспомни, неужели у тебя хоть когда-нибудь, хоть на секунду возникали подозрения, что у нас с мамой что-то неладно?

– Нет. Но у меня и про Витю ничего такого не возникало.

Отец перестал качать ногой, но малыш уже сосредоточился на затейливых пуговицах его скандинавской кофты и усердно крутил одну из них. Александра вспомнила, где лежит рабочая коробка, чтобы сразу пришить пуговицу, если что. Запасных таких не найти.

– Об этом я тебе и говорю, – продолжал отец. – Везде теперь мерещится гниль и червоточина. Это нормально, доченька, но надо потихоньку выкарабкиваться из этой ямы.

Александра улыбнулась и пожала плечами. Папа прав, но разве она не оказалась у разбитого корыта именно потому, что видела в людях одно хорошее?

– Вот я и думаю, как тебе сказать, как достучаться, чтобы ты мне поверила по-настоящему, а не через силу, только потому, что я твой отец?

– Папа, я верю.

– Конкретно мне. А я хочу, чтобы в мужскую верность в целом.

Александра покачала головой. Витя, энергично сопя, дергал за пуговицу, которая никак не хотела отрываться. Все равно надо будет ее подкрепить, чтобы в дороге не отскочила, решила Александра и протянула ребенку любимую резиновую уточку. Витя бросил пуговицу и принялся сосать уткин хвост, а папа достал носовой платок и вытер ребенку слюнки. «Оглянуться не успеешь, как будешь считать его своим внуком, – улыбнулась про себя Александра, – и Гришу тоже. У тебя же не было сыновей, только дочь и внучка, а правнук далеко. Войдя, ты назвал детей ублюдками, но пройдет совсем немного времени, как вы с мамой станете просить, чтобы я вам внуков привезла».

– Саша, ты помнишь тетю Марксину? – вдруг спросил отец.

Она кивнула. Тетя Марксина, сестра папиной мамы, была уже очень немолода, когда родилась Александра. Она курила как паровоз, готовила как бог и страшно ругалась. Муж и дети у нее погибли в войну, а сама Марксина уцелела, хотя служила начальником санитарного поезда с первого дня до самой победы.

Она жила одна, работала преподавателем на кафедре терапии медицинского института, всегда ходила в серых бесформенных сарафанах, нитяных чулках и с ободком-гребенкой в седых волосах. Мрачная, угрюмая старуха, но Александра ее обожала.

Помнится, она очень расстроилась, узнав, что ее хотели назвать в честь тетушки, но посчитали, что это будет выглядеть слишком уж верноподданническим, подхалимским, и не стали. А ей так нравилось – Марксина. Так романтично и необычно… Даже в голову не приходит, что это в честь Карла Маркса. Главное, с теткой всегда было интересно. Она умела так обращаться с детьми, что те чувствовали себя взрослыми и самостоятельными.

Александра улыбнулась, вспоминая, как пекла блины с тетей Марксиной, как та брала ее к себе на работу… Наверное, если бы тетя не умерла, когда внучатая племянница училась в начальной школе, Александра стала бы врачом. Но увы, к выпускному году детские впечатления забылись, а никто не напомнил.

– В общем, как-то я пришел к тете Марксине, – продолжал папа. – Время было тогда уже не голодное, но и не сказать, чтобы изобильное. Тем не менее она приготовила для любимого племянника голубцы. Ты же помнишь голубцы тети Марксины?

– О да!

– Но я, малолетний гурман, потребовал их еще поджарить. Мол, так будет еще вкуснее. Тогда тетя посмотрела на меня, села напротив и сказала, что настало время мне раз и навсегда определить свое отношение к жизни. Всегда есть что-то лучше. Как бы ни было вкусно, всегда есть еще вкуснее. Еще слаще, еще теплее, еще красивее. И можно превратить свою жизнь в погоню за этим «еще» и в поисках наслаждения никогда не узнать счастья, а можно просто радоваться тому, что есть. Можно всю жизнь искать снаружи, а можно за секунду найти у себя внутри. Сказав это, тетя Марксина пожарила мне голубцы.

Папа растроганно улыбнулся и приобнял Витю.

– Так что я никогда не изменял твоей маме. И надеюсь, что я не один такой.

– Я так и думала. Господи, пап, зачем только ты заставил Виктора на мне жениться?

– Прости?

– Ну ты же ходил к Стрельниковым и угрожал, что если Виктор на мне не женится, то загремит в армию.

– Та-ак! – удивился папа. – А это что еще за сенсационное разоблачение?

– Альбина мне сказала, что ты поставил ультиматум: или Витя женится на мне, или никакого института ему не видать.

– А ты поверила?