Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В отличие от своих соратников и подчинённых вождь изначально понимал, что это даже с бесплатным сыром в мышеловке несравнимо… Русский клуб… Правильнее было бы назвать его генеральским клубом. Из того, что он о нём знал, явствовало, что это влиятельное тайное сообщество прежде всего некоторых русских генералов, а потом уже русских учёных и других деятелей, заброшенных революцией на чужбину. Но это никак не тайная организация. Хотя это и не тайное общество. Это сговор. Тайный сговор. Как опытный конспиратор он сумел оценить сам подход. Любая организация, в том числе и тайная, оставляет следы. Сговор оставляет только результаты своей деятельности. Ни списков, ни документов, ни одной подписи не найдёшь и при всём желании не получишь. Значит, и существование не докажешь и не подтвердишь. Сговор – вещь более чем серьёзная. Это только дураку кажется, что всё в нём просто. А между тем даже если один участник сговора проговорится, то остальные могут без труда обвинить его во лжи. Самые результативные государственные перевороты рождаются из сговоров. Он сам теперь поразился тому, насколько точно дал агентурный псевдоним Суровцеву. Грифон. «Пойди, найди следы грифона, если у него кроме хищных лап и клыков есть крылья! Следы клыков и когтей будут. Кровь будет. Единого, непрерывающегося следа никогда не будет».
«Генералы поняли, что во время революции столкнулись прежде всего с международными тайными организациями и партиями. Справедливо рассудили, что над всей этой политической алхимией господствует сговор избранных. Вот и сговорились сами… Собственно говоря, удивляться нечего. Люди, стоящие за сокрытием части золотого запаса, знали, что делают. Они не питали иллюзий в отношении царизма и, как выясняется, не заблуждались по отношению к лидерам белого движения. А Троцкого они изначально рассматривали, как чёртика из колбы, из которого западные алхимики денежными вливаниями сотворили кровожадного джинна русской революции. Если называть вещи своими именами, то теперь ему, Сталину, тоже предложили стать участником сговора. И это золото – гарантия серьёзности намерений. Об открытой передаче его Советской власти не может быть и речи. Не все бывшие царские генералы и далеко не вся белая эмиграция поймёт такой шаг. А ему, со своей стороны, никак нельзя признать, что он принял такой дар от бывших врагов. А есть ещё важнейшая информация о работе над атомной бомбой в Германии и США. И это не фантастика, как можно было предположить на первый взгляд.
Получалось, что его с Русским клубом объединила ненависть к Троцкому. А ещё понимание того, что Гитлер – это троцкист наизнанку. Со своей идеей немецкого национального превосходства. А по сути: что построение немецкого тысячелетнего рейха, что мировая революция – это постоянные войны с соседями в интересах третьих стран. Это постоянные нападения во внешней политике с претензией на переустройство мира. Кто бы дал им его переустраивать по своему разумению…» – сделал вывод глава страны. От чего имена двух его политических врагов оказались в его сознании связанными в один клубок.
«Как русский мужик, задним умом стал силён товарищ Сталин. Обрусел товарищ Сталин», – думал о себе вождь в третьем лице. Мистическое свойство России изменять характер и черты человека другой национальности он, казалось, ощущал через её влияние на свою личность. «Неужели сама территория так действует на человека? И сама эта территория, точно гигантский шар ртути, не держится в одном объёме и вечно стремится собраться, сколько её ни разъединяй. И она не только собирается. Россия своим государственным и имперским притяжением уводит из-под носа западных держав возможные колонии. Агрессивные соседи всегда забывали, что своими действиями только провоцируют имперский рост Русского государства. Потенциальные западные владения сами просили Россию о защите и присоединении. На что с ужасом и ненавистью вот уже несколько веков смотрит англосаксонский мир. Потому и стравить Россию с соседом для буржуев всегда значило только одно – ограничить её в росте. А то, что русские, в отличие от них, не грабили и не грабят, они как-то понимать и принимать не желают».
«Что греха таить! Во время революции и Гражданской войны все думали, что удалось чёрта в свою телегу запрячь. Гитлер и сейчас, кажется, уверен, что он на дьяволе верхом поехал. Всё бы ничего, да как попы говорят, “расплачивается чёрт черепками”. А сам душу берёт. Через одно, другое, третье. И сколько чего ему ни дай – ему душа нужна. Ленин в своё время быстро понял, что конца этому возвращению долгов не будет. А ещё понял, что буржуям не золото нужно. Им всю Россию подавай. Тут с Троцким пути и стали расходиться. Как жизнь показала, он на Западе если и не желанный гость, то человек свой. Тогда как Ильичу и другим рассчитывать там было не на что. Даже голодать и нищенствовать не пришлось бы. Белогвардейцы шага сделать не дали бы. Достали бы всех и посчитались бы за всё».
«Не оправдал мистер Троцкий капиталистического доверия. Вот стали в Гитлера капитал вкладывать. Замена получилась. Для очередного потрясения мира. Ну и брал бы, как все брали. Зачем войной решил рассчитываться? Мог бы и кукиш через океан показать. Думалось, что он, Гитлер, как Сталин. Нет. Он, как Троцкий… Революционером был, революционером и сдохнет», – пророчески делал ещё один вывод Сталин.
Вождь ещё раз перечитал служебную записку генерала. Выхватил взглядом проставленный Суровцевым гриф «Совершенно секретно. Экземпляр один». «Одын! Совсэм одын!» – повторил он одними губами. «Нет. Не один», – сам себя и поправил. Борясь с Троцким, он создал свою элиту. Может, не самую лучшую, но свою. И сейчас в гостиной два представителя этой элиты обсуждают вопросы приёмки золота, которое от имени другой, ещё дореволюционной элиты передаёт советской власти её представитель.
Сталин скомкал записку, бросил её в пепельницу, чиркнул спичкой, поджёг. Смотрел на пламя. Ни о чём, казалось, не думал. В разгорающемся пламени вдруг почудился силуэт грифона. С изумлением замер от неожиданности. Пламя резко поднялось вверх и так же резко опустилось. Точно грифон взмахнул огненными крыльями и опустился обратно. Секунда – и только искры забегали по серому пеплу. Затем и пепел рассыпался.
1920 год. Октябрь. Крым
Последняя в его жизни белогвардейская осень бушевала в Крыму яркостью красок. Прежнего Суровцева трудно было узнать в новом облачении. Черкеска позволяла свободно держаться, ничем не сковывая, придавая свободу и непринужденность движениям. Неистребимая строевая выправка при этом никуда не исчезла. Кавказский костюм лишь придавал его облику особый армейский шик и некую аристократичность. Самым значительным новшеством во внешности была небольшая чёрная борода, которая делала его похожим на представителя горских народов. Заговори он с акцентом кавказца – никто бы и не удивился. Только из-под надвинутой на брови серой папахи смотрели прежние внимательные голубые глаза. Что опять же не противоречило созданному им образу.
Представляясь и будучи везде представленным как генерал Мирк, он внимательно отслеживал круг своего общения, избегая ненужных встреч. Хотя встречал в Севастополе знакомых офицеров. Встретил на улице даже двух полковников из числа слушателей Академии. Его не узнали. И он, не желая быть узнанным, лишь ответил на приветствие и прошёл мимо. Мир, как известно, вообще тесен, а мир армии и того теснее. Ещё за время обучения в кадетском корпусе и военном училище будущий офицер знает близко сотни и сотни людей своей профессии. Скольких людей он запоминает только в лицо, и посчитать невозможно. Каких-то пять-шесть лет службы – и счёт идёт уже на тысячи. Потом память начинает ориентироваться не на лица, которые неумолимо меняет время. Меняются чины и звания, но не меняются имена и фамилии сослуживцев и командиров. Несколько офицеров легко и без труда найдут общих знакомых, а то и друзей по корпусу, по училищу и полку. Так и произошло между выпускниками Павловского военного училища Слащовым, Мирком-Суровцевым и Новотроицыным.