Джо молчал.

– Я полагаю, что командующий новым подразделением достаточно умен, чтобы решить задачу с новой спортивной машиной на дороге.

– Но на убийце была обувь пятнадцатого размера, – сказал Джо.

– Размер был не больше пятнадцатого. Нельзя уменьшить свои следы, но их легко увеличить. Я думаю, что можно надеть тесные теннисные туфли, а потом засунуть их в обувь пятнадцатого размера. Получится туго и надежно. А не как башмаки клоуна. И я смогу ходить, оставляя следы, как космонавт на луне. Ты знаешь, откуда у меня возникла эта идея?

– Нет, – ответил Джо.

– Помнишь, когда мы второй раз жили на Окинаве? Тебе тогда было шесть. Может быть, семь. Тебе нравилось вставать рано утром и ходить в папиных ботинках. Я не знаю почему. Может быть, дело в том, что ты родился первым. Может, ты пытался в буквальном смысле слова встать на место отца. Но я тебя слышал. И однажды у него возникли неприятности с мамой из-за следов на коврике. Вот откуда у меня появилась эта идея.

– Вероятно, многие так делали.

– Но многие ли из них выросли и стали командующими подразделениями контрразведки?

Джо не ответил.

– Возвращаясь назад, должен признать, что ты очень неплохо справился, когда мы разговаривали по телефону. Должно быть, ты находился в шоке, но не забыл задать очевидные вопросы, вроде того, кто умер. Ты спросил, как она умерла, что также было хорошим ходом, а я ответил, что ее застрелили на пустынной дороге, но тебе следовало спросить, как именно ее застрелили на пустынной дороге, потому что снайпер за деревьями – столь же правдоподобный вариант, как и засада с машиной. Ты не спросил. Эту часть нашего разговора ты мог бы провести лучше. И ты начал нервничать. Ты спросил, что я намерен делать. И окончательно прокололся, когда сказал про шестьсот девяносто три мили. Ты очень педантичный человек, Джо. Ты не мог ошибиться. И я уверен, что ты был прав. Ты сообразил, что Беннинг находится на расстоянии, сравнимом с тем, которое тебе было точно известно. Тот же радиус. А ты знал расстояние до Форт-Смита. Ты ведь его только что проехал. Дважды. Туда и обратно.

– Любопытно с гипотетической точки зрения. И что же станет делать гипотетический полицейский?

– Гипотетически он почувствовал бы себя лучше, если б в вестибюле и в зале не находились твои парни.

– Только Нигли?

– Она вела машину. И ей нужно поесть.

– Кроуфорд – это очень серьезное дерьмо.

– Расслабься, – сказал Ричер. – Гипотетический полицейский не видит здесь никаких проблем. Он живет в реальном мире. Я уверен, что его анализ ситуации совпадет с анализом гипотетического командира контрразведки. Но есть одна проблема. Полагаю, что пятнадцатый размер должен был оказаться решающим фактором – нераскрытое дело остается таковым навсегда, – но это не сработало. Они засадили парня за решетку. Размер обуви – пятнадцать, у него такие же патроны, как у гипотетического командира контрразведки, и такие же шины – все случайное совпадение, но они называют его «три вишенки в игровом автомате». Парня посадят.

– И что должен по этому поводу сделать гипотетический командир контрразведки?

– Я уверен, что существует кодовое слово. Вероятно, оно должно пройти через офис президента. И дело будет закрыто. Расследование прекратится.

Джо не ответил.

– И дело навсегда останется нераскрытым.

– Ладно, – сказал Джо. И после паузы добавил: – Ты – великолепный полицейский, раз сумел в этом разобраться.

– Я великолепный полицейский не потому, что во всем разобрался, а из-за того, что заставил тебя сознаться. И я горжусь тобой. Это следовало скрыть. У тебя не было выбора. И ты хорошо справился. Отличное планирование и почти безупречное исполнение.

– Почти?

– Три выстрела – неудачное решение. Очевидная казнь. Тебе следовало проделать все неаккуратно. Возможно, выстрел в горло. Все решили бы, что это промах и убийца целился в другое место. Час стрелка-любителя. Ты мог бы добавить выстрел в голову, если тебе так хотелось, но следовало устроить что-нибудь отвратительное – например, в глаз или ухо.

– Ты говоришь как знаток.

– А чем я, по-твоему, занимался в Центральной Америке?

До конца трапезы они говорили о других вещах. Сплетни, люди, которых оба знали, вещи, о которых читали, политика и семья. Джо беспокоился о матери. Она изменилась.

* * *

Ричер и Нигли вернулись в Смит на следующий день довольно поздно. Сержант Эллсбери сообщил им, что подозреваемого отпустили без предъявления обвинения и он уехал домой. Дело изъято и передано на расследование какой-то специальной новой группе, созданной в Пентагоне. Больше никто о нем никогда не слышал. Выводы будут оглашены через год или два, если таковые появятся.

Потом пришел еще один телекс. Очевидно, майор Дэвид Ноубл поправился после автомобильной катастрофы и хотел занять предназначавшуюся ему должность. Ричера вернули в Центральную Америку. Нигли отправилась в Форт-Брэгг, потому что Ноубл привез с собой своего сержанта. Реорганизация продлилась менее года. Больше никто ничего о ней не слышал.

Вероятно, лучшим профессиональным достижением в военной карьере Джо Ричера было изменение планов возможной войны в Ираке, без объявления причин. И через полтора года, когда его ноги ступили на песок Кувейта, все прошло успешно и закончилось в течение первых ста часов. И неважно, был это план Б или нет.

Процесс, превративший Джеймса Пенни в совершенно другого человека, начался десять лет назад, в час дня, в понедельник, в середине июня, в Лэйни, штат Калифорния. Жаркое время дня, жаркое время года, жаркая часть страны. Город удобно устроился на правой стороне дороги, шедшей от Мохаве до Лос-Анджелеса, на пятьдесят миль южнее одного и пятьдесят севернее другого. На западе виднелись Береговые хребты[19]. На востоке в дымке исчезала пустыня Мохаве. В Лэйни крайне редко что-то происходило. А после того понедельника в середине июня десять лет назад – и того меньше.

Здесь имелся только один вид промышленности. Одна фабрика. Но она занимала большую площадь. Длинный сборный ангар с потрепанной погодой металлической обшивкой выстроили в шестидесятых. Служебные помещения находились в северном конце, в тени, и насчитывали два этажа. На первом решались технические вопросы – там выдавали накладные, располагалась бухгалтерия, отвечали на телефонные звонки. На втором этаже обосновалась белая кость, менеджеры и проектировщики. В угловом офисе, в правом дальнем конце раньше сидел в своем кабинете начальник отдела кадров. Теперь он назывался «менеджер по персоналу». Тот же человек, только табличка на дверях поменялась.

Возле двери, в длинном коридоре, стоял ряд стульев, на которых сидели мужчины и женщины. Все они молчали. Каждые пять минут кого-то из очереди вызывали в кабинет. Остальные передвигались на одно место. Они не разговаривали. В том не было нужды. Все знали, что происходит.