– Да не любит она тебя, – вздохнул Арефьев, будто не слыша его слов. – Точно это знаю!

Он точно знает?! Точно знает?! Откуда? Они что, обсуждали с Лилей ее мужа? Может быть, сравнивали его стати со статями любовника?!

Эти слова лишили Родиона остатков сдержанности.

– Она моя жена! Остальное тебя не касается! – выкрикнул он.

Бросился на Арефьева, сшиб его кулаком со стула:

– Из-за тебя я ее потерял! Убью!

Тут в него вцепился Левичев, оттащил кое-как:

– Все, все… Успокойтесь, он сейчас все напишет!

Помог подняться Арефьеву, по лицу у того текла кровь.

– Герман Алексеевич, успокойтесь, – настойчиво сказал Левичев. – Держите ручку, ну! Пишите!

Арефьев затравленно смотрел на него.

– Пиши! – процедил стоящий сзади Родион.

Арефьев на миг зажмурился, потом медленно взял ручку.

Спустя час его посадили в машину и повезли на вокзал, чтобы доставить в Москву, а оттуда депортировать. Один охранник сидел рядом с шофером, двое других – по бокам. Автомобиль кружил, кружил по городу, несколько раз проезжал мимо вокзала…

– Куда вы меня везете? – напряженно спросил Арефьев.

– Смотри, смотри, гнида! – сказал один из охранников. – Напоследок смотри! А это…

Его вдруг прижали к спинке сиденья и чем-то тяжелым ударили по пальцам правой руки. Послышался омерзительный хруст…

Арефьев от боли чуть не потерял сознание.

– За что?! – вскрикнул, не сдержав слез. – Я ведь вам все подписал!

Он прижал к груди искалеченную руку.

– Это тебе прощальный подарок от Родиона Камышева, – буркнул охранник.

Командор… Воистину, как тяжело пожатье каменной его десницы!

* * *

Родион осторожно вошел в комнату Лили. Она спала, свернувшись калачиком на кровати. Настолько устала, что упала, даже не раздеваясь…

Стало так жалко ее! Прижать бы к себе… Утешить… Но разве она позволит?!

А должна. Теперь должна позволить!

Родион осторожно сел на край кровати, однако Лиля сразу вскинулась, уставилась испуганно.

– Я свое обещание выполнил, – сказал Родион. – Но ты его больше не увидишь.

Лиля непонимающе моргнула.

– Его выдворяют из Союза.

Родион коснулся края пледа, сползшего ей на ноги. Лиля резко отодвинулась. В глазах ее был ужас…

– Я просто хотел тебя укрыть, – вздохнул Родион. – Ты так и будешь все время от меня шарахаться?!

Она всхлипнула.

– Я понимаю, непросто начинать все сначала, – тихо говорил Родион. – Но ты обещала… А его теперь нет. Он выбрал эмиграцию, хотя мог остаться. Отсидеть! Лиля… Мы так давно не были вместе.

Она замерла, опустив голову. Потом пробормотала:

– Я завтра скажу Римме, чтобы она перенесла твои вещи ко мне в комнату.

Родион мгновение смотрел на нее, не веря тому, что слышит, потом рывком поднял ее, прижал к себе. Лиля не вырывалась, она не противилась, когда он стащил с нее свитер, припал лицом к груди, только сдавленно проговорила:

– Выключи свет.

– Нет, я хочу видеть тебя всю! – жадно выкрикнул Родион.

– Выключи свет! – В голосе ее звучали слезы.

Родион послушно шагнул к выключателю.

В темноте слышался шорох ее одежды. С наслаждением вдыхал теплый аромат ее тела.

– Господи, Лиля, как я мог прожить без тебя столько лет!..

Ему чудилось, что эта тьма и эта ночь были некими целебными повязками, чудесными зельями, которые врачевали раны, разверзшиеся в его душе и сердце: и старые, десятилетней давности, и новые, которые он получил из-за Арефьева.

Родион не помнил, что говорил Лиле, что бормотал, в чем клялся. Помнил, как она утирала его слезы, слезы его раскаяния и его счастья – и была покорной ему во всем. Может быть, душа ее и противилась неистовой, почти безумной страсти изголодавшегося по ней мужа, однако плоть отвечала ему, он это знал!

Уже под утро, оба измученные, они наконец уснули, но Родион проснулся, лишь начало светать.

Он смотрел на спящую Лилю – и не мог насмотреться, утопая в волнующих воспоминаниях! Безумно захотелось вновь утвердить свои права, вновь слиться с ней, однако она так сладко спала…

Куда спешить?! Теперь она принадлежит только ему. Теперь никто и никогда не встанет между ними. Родион этого не допустит!

Он тихонько вышел из комнаты. Принял душ, оделся, поел – и поставил на поднос чашку с кофе, молочник и тарелку с большим куском роскошного торта, источавшего тонкий запах коньяка, которым был пропитан бисквит. Римма не умела печь так, как Варвара, поэтому пироги и торты, которые Родион очень любил (он вообще был сладкоежка), привозили им из города, из особой кондитерской, где отоваривались только высшие партийные чины. Родион знал, что Лиля тоже любила эти торты, но не ела их – то ли принципиально, потому что их заказывал муж, то ли следя за фигурой.

Но после такой ночи ей потребуются силы! Много сил!

Провожаемый растроганным взглядом Риммы, которая, конечно, поняла, что происходит, и искренне радовалась за Родиона Петровича, он поднялся наверх и осторожно приоткрыл дверь в комнату, где провел одну из самых блаженных… Нет, самую блаженную ночь в своей жизни!

Лиля проснулась, но не вздрогнула, не забилась в уголок кровати при приходе мужа, а просто смотрела на него – молча, удивленно и чуть настороженно.

– Проснулась? – радостно спросил Родион. – Доброе утро.

– Доброе утро, – отозвалась она, подтягивая к подбородку одеяло. – Это что, мне?

– Кофе в постель и…

Он не договорил. Лиля уставилась на ароматный кусок торта – но вдруг, зажав рот руками, соскочила с постели и ринулась вон. Родион слышал, как она добежала до ванной и захлопнула за собой дверь.

– Тебе плохо? – изумленно спросил он, но ответа не получил.

Несколько мгновений Родион тупо смотрел на поднос, потом руки так задрожали, что Камышев еле удержал его. Но все же не уронил, поставил на туалетный столик – и уставился на свое отражение в зеркале.

Ну и рожа… идиотская рожа. Да, он просто идиот, который ничего не понимает! Хотя что тут понимать?!

Смех, как удушье, подкатил к горлу, и Родион глухо, как бы рывками, захохотал.

– Осел, – презрительно сказал он своему отражению. – Осел на двух копытах!

Что, порадовался вернувшемуся счастью? Порадовался, что Арефьев больше не стоит между тобой и Лилей? О нет! Стоит, да еще как!

Родион снова закатился смехом. Упал на стул, давясь то хохотом, то слезами.