—  Но… Ты сам говорил ей, что, возможно, останешься бездомным и безработным! Вы же не можете лгать!

—  Та-а-ак. Понятие чувства юмора тебе, Таура Роше Янтарная, очевидно, не знакомо? Про “конфиденциальность” даже не спрашиваю. Что ж, раз мы уладили наши вопросы — то позволь мне с тобой попрощаться, Янтарная.

Окинув бывшую княжну насмешливым взглядом (который не обнаружил ни следа угрызений совести или раскаяния), я встал.

Следовало отыскать Нэйти и привести наши разногласия к компромиссу.

Даркнайт Ирондель Янтарная

Не хочу лежать. Не хочу сидеть, стоять тоже не хочу.

Тело просило движения — и я медленно брела вдоль кромки прибоя, забросив туфли и чулки, с наслаждением ощущая венные волны и мокрый песок под ступнями.

Со стороны моей сестры и моего любовника имело место явное нарушение договора.

“Ш-ш-шурх” — накатила особо длинная волна, влажно поцеловав мои щиколотки.

Формально — оба они рассуждали здраво, действовали в моих интересах и пытались защитить меня же.

Но я тоже права. Потому что я взрослый, разумный человек, способный адекватно оценить степень опасности, и имею право самостоятельно принять решение, следует ли подвергать себя ей.

И можно было бы уступить, в конце концов, я действительно не боевой маг, я аналитик.

Но.

Первое. Мы идем не на войну, мы идем на переговоры. На переговоры с потенциальным союзником и будущим сюзереном.

Второе. Не используемое право — утраченное право. Либо я сейчас отстою свое право на принятие собственных решений — либо за меня их так и будет принимать кто-то другой, большой и сильный. Кто-то, кто знает как мне лучше.

“Ш-ш-шу-урх” — море вздохнуло особенно глубоко, лизнув влажным языком икры и подол приподнятого платья…

Смирившись, я отпустила подол, позволив трепать его прибою — все равно сушить и чистить — и побрела вдаль совершенно бездумно.

Решение было принято. Оно было разумным и не вызывало сопротивления — и рационально, и эмоционально я была с ним согласна.

Но как же было тяжело на душе!

Я не люблю ссориться с близкими. Не то чтобы у меня их было много — но тех, что имелись, мне хватило, чтобы понять: меня угнетает быть с ними в состоянии ссоры.

Мэл догнал меня, когда я успела отойти достаточно далеко от хижины — но возвращаться мне и не хотелось.

Подстроился под мой шаг, молча пошел рядом.

Я с трудом вынырнула из овладевшего мной бездумного уныния, подобралась, готовясь выдержать еще один бой.

—  Я пойду с вами, — мрачно сообщил мне Эиравель Тамиорн Амакиир Мэлрис Васарен эль-Алиэто, враз рассыпав все заготовленные мной аргументы.

—  А тебе-то это зачем? —  растерялась я, но дурацкое сердце пело.

Потому что его “с вами” на самом деле означало “с тобой”!

Смерив меня мрачным взглядом (даже более мрачным, чем ночной мрак вокруг), Мэл сгреб мою руку, и дальше мы побрели вдоль кромки прибоя вдвоем. Молча, думая каждый о своем — но вместе.

И как так вышло, что в какой-то момент мы начали неудержимо целоваться?

—  Нэйти! Нэйти-Нэйти-Нэйти!

Бездумный шепот щекотал мое ухо, когда губы моего мужчины ловили ушной завиток, то прихватывая, то целуя.

—  Ты умеешь плавать, Нэйти?

—  Что? —  я растерялась от несоответствия вопроса моменту, но разве что слегка. —  Нет, не умею.

—  Я тебя научу!

—  Что? Мэл, зачем?

—  Надо!

И шнуровка моего платья пала под натиском умелого темноэльфийского бойца со шпионками.

—  Мэл!

—  Нэйти?

Легкий поцелуй в плечо — а платье уже улетело куда-то на берег.

—  Мэл, завтра будет тяжелый день!

—  Да, и рано вставать!

Нижняя юбка, нижняя рубашка, пояс с подвязками…

—  Мэл, я боюсь!

И его горячечный шепот:

—  Детка, ты просто не пробовала!

Я и в жерло вулкана прыгать не пробовала! Это же не повод меня туда сбрасывать?!

А Мэл между тем придирчиво, как художник, оглядел плоды трудов своих (нагую меня) — и… пожаловал мне рубашку с собственного плеча, в знак серьезности и целомудренности намерений, не иначе!

Каменный шелк, чего и следовало ожидать.

Он подарил мне еще несколько минут на подготовку (и эстетическое удовольствие), избавляясь от собственной одежды и отправляя в воду сканирующее заклинание, а затем крепкая мужская ладонь ухватила мою — и повлекла за собой.

В море.

Волна толкнулась в колени, в бедра, выше — заставляя пискнуть и сжать живот.

—  Смотри. Ложишься на воду, и пытаешься грести руками и ногами, а я поддержу тебя под живот…

Я честно попробовала, раз уж Мэл попросил — но, если быть откровенной, обучение плаванию не попадало в число моих приоритетов, когда он стоял рядом. Голый, остроухий, плечистый. Многочисленные косы собраны в один жгут, а на мокрой коже в лунном свете белеют завитки ритуальных шрамов…

Немного побарахтавшись, я коварно улыбнулась — и набросилась на бедного, не ожидавшего такого вероломства темного.

Оплела за талию и плечи — ах, как не давали мне покоя эти плечи! —  замерла на мгновение, глядя на него снисходительно сверху вниз, а потом — впилась в губы.

Какой же он вкусный! Какой красивый!

Особенно ухо. Вот это, в безумном количестве сережек, такое чувствительное, такое отзывчивое… Я поняла, что сейчас заурчу, как кошка, от восторга, и вгоню в него когти. Удержать накатившее безумие кое-как удалось — только бедрами стиснула мужскую талию сильнее.

Крепкие ладони подхватили меня под попу — мой самозванные наставник наконец-то смирился с провалом урока, и перешел к занятию поинтересней.

Намного, намного интересней! Выгнувшись, я потерлась об Мэла животом, грудью, лобком — всем, что удалось прижать. Обняла ладонями узкое лицо — и снова поцеловала.

Хочу быть с тобой. Сейчас или всегда — не важно.

Ты наглый, бессовестный, ты без зазрений совести собирался привязать меня к себе в наш первый раз совершенно бесчестными методами.

А я хочу быть с тобой. Всё равно хочу.

Хочу, чтобы ты вот так запрокидывал голову, чтобы целоваться, когда мое лицо сверху, как беззащитно закрываешь глаза, доверяя себя — опять, снова, несмотря ни на что.

Хочу чувствовать, как твои губы ловят мои, как твой язык, такой же бессовестный, как ты сам, ласкает меня — самым кончиком, едва-едва, а я теряю разум.