Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однажды они гуляли большой компанией, был чей-то день рождения. В той же компании оказалась Лина. Гриша был после суточного дежурства, и идти ему не особо хотелось. Но ради своей девушки он был здесь. Несколько бутылок энергетика. Кофеин разгонял кровь.
Вечеринка перевалила за полночь. Народ в клубе зажигал вовсю. На какой-то миг Гриша выпал из реальности, задремав за столом. Встрепенувшись от короткого, не принесшего отдыха, мутного сна, Город поискал взглядом свою девушку. И увидел, как она довольно откровенно танцует с одним из гостей. А потом они стали целоваться у всех на глазах. Руки чужого мужика лапали его почти невесту, по-хозяйски сжимая ее ягодицы.
Гриша, покачиваясь от выпитого, поднялся и бросился на танцпол. В ритмично пульсирующем свете прожекторов началась драка. Девушки визжали, мужчины пытались разнять дерущихся и принимались драться друг с другом. За какую-то пару минут клуб превратился в побоище.
Он точно помнил, как сломал кому-то нос, кого-то швырнул на стол, снося бокалы и рюмки. Ему тоже доставалось, но Гришу было не остановить. Он молотил соперника кулаками, хотя тот уже не мог сопротивляться.
– Я тебя посажу! Ты понял? – кричал Город. – Я мент, а ты никто!
Администратор клуба вызвал полицию. Звуки сирены пробивались сквозь шум драки, когда Лина схватила Гришу за шиворот и поволокла к черному выходу. Он сопротивлялся, даже несколько раз ударил ее по рукам.
– Идиота кусок, – шипела Журавлева, заталкивая парня в такси.
* * *
– А потом она сидела со мной, пока я блевал и пускал сопли. И договорилась с клубом, чтобы уничтожили записи. Если бы не Линка, собственная безопасность меня или поперла бы, или посадила. Так что я ей обязан.
Гриша толкнул Федю в плечо.
– Ну понятно. Она тебя вытащила, чтобы сосать информацию. Ты ж ей сливал? Сливал.
– Я сам. Понятно? Я сам это делал. Она меня ни о чем не просила.
Егоров решил больше ничего не отвечать. Потерев плечо ладонью – захват у Города был о-го-го, – Федя уселся за стол.
* * *
Время уходит сквозь пальцы. Кирилл физически чувствовал это. С каждым часом, с каждой минутой бездействия Лина Журавлева отдалялась от него. Чтобы не следить за стрелками часов, Парфенов с головой погрузился в текучку. Он читал рапорты, иногда дважды, чтобы понять смысл. Писал отчеты и свои рапорты для Завьялова. Делал глупые ошибки, исправлял на еще более глупые. Слова никак не хотели выстраиваться в предложения.
– Слушаю! – Парфенов схватил телефон, когда аппарат только издал первые ноты вызова.
– Кирилл Андреевич, это Лосев.
– Говори, Олег! – Сидеть на месте Парфенов не мог, поэтому вскочил со стула, чуть не опрокинув его.
– Докладываю. По Ленина, пять, квартира три, Свиридов Матвей Николаевич не проживает.
– Как? – Все внутри опустилось.
– Он продал квартиру четыре года назад некоему Тихомирову. Выписался и уехал.
– Куда уехал?
– Без понятия, простите. Тихомиров не интересовался, ему оно не надо. С соседями Свиридов не общался кроме «здрасте – до свидания». К себе никого не водил. С работы домой, из дома на работу.
– Спасибо и за это, – вздохнул Кирилл.
– Что-нибудь еще?
– Да. Можешь узнать, где Свиридов работал?
– Сразу могу сказать. Работал в филиале «Дельта-Сигма», что-то там с видеонаблюдением. На магазине, который в его доме, он камеры монтировал. Кстати, наша «Дельта-Сигма» – это филиал. Офис где-то у вас.
– Спасибо, Олег!
– Обращайтесь, Кирилл Андреич.
Парфенов замер у окна. Над городом собирались грозовые тучи. Солнце пробивалось сквозь них лучами. Деревья притихли. Воздух наполнился предощущением дождя.
«Видеонаблюдение», – слово крутилось на языке. Сейчас Кирилл держал в пальцах тонкую-тонкую ниточку. Ее так легко оборвать. Но так же легко она может привести его к Лине.
Глава 17
Запах бензина. Он проникал в ноздри, свербел в пересохшей глотке. Казалось, все тело пропиталось этим запахом. Сильно тошнило, и кружилась голова. Желудок отзывался болезненными рвотными спазмами. Но он был пуст, поэтому по пищеводу поднималась лишь желчь, горькая и тягучая. Лина делала усилия, чтобы сглотнуть.
Очень хотелось есть. В тот день, когда Матвей ее похитил, Журавлева из-за нервного перенапряжения пила только кофе. Потом, уже здесь, ей удалось проглотить немного воды. И то и другое не давало калорий и давно уже вышло из организма. Не слишком-то высохший матрас напоминал об этом.
Лина попробовала открыть глаза, но голова закружилась еще сильнее. Застонав, женщина зажмурилась. Стон получился слабым, силы стремительно ее покидали. Мысли путались, и все происходящее уже мало чем отличалось от горячечного бреда.
Хотелось одного – чтобы все это уже кончилось. Хоть как. Любым способом. Просто кончилось. Смерть уже не пугала. Если надежда на спасение и была, то она молчала.
– Я думал, ты умерла, – сказал Матвей.
Лина не видела его, но он был рядом. Она ощутила его дыхание на своей коже.
– Разве ты не этого хочешь? – Сухой язык не поворачивался во рту.
– Хочу, – признался он. – Но не так быстро. У меня есть для тебя кое-что.
Чиркнула спичка. И через миг к ее ладони поднесли огонь. Матвей тушил спичку о руку сестры и улыбался. Она вскрикнула, отдернула ладонь, насколько позволила веревка.
– Тебе нравится? Как-нибудь я покажу тебе, сколько таких ожогов у меня на ногах. Хотя нет, – Матвей засмеялся, – не покажу. Ты ведь скоро умрешь.
Он снова зажег спичку и затушил ее о другую ладонь Лины. В коробке оставалось еще много.
* * *
– Смешно было думать, что моя жизнь станет лучше, проще, понятнее. Пока я лежал в больнице, мне казалось, что так и есть. Медсестры подкармливали меня домашними пирожками, сочувственно гладили по голове. Со мной первый и единственный раз обращались, как с ребенком. Никакого давления, никаких унижений. Меня называли зайчиком, деточкой и просто мальчиком. И я, подросток, радовался любой ласке.
И все время ждал. Каждое утро я надеялся, что вот сегодня-то ты точно придешь. Откроешь дверь, обнимешь меня и скажешь, что теперь мы будем вместе. Глупо.
Я придумывал для тебя оправдания. Возможно, тебе не сказали, не нашли, не искали? Может быть, ты сама болеешь или с тобой что-то случилось? Или ты так далеко, что нужно много времени, чтобы ты пришла ко мне? Ведь я твой брат и, что бы ни было, Магда, ты – все, что оставалось.
Потом меня отправили в детский дом. В машине я все время оглядывался, смотрел в окна. Вдруг ты где-то едешь навстречу. Чтобы не