Она потупилась. Видно было, что ей даже сегодня, по прошествии двух лет, неприятно вспоминать.

– Барни ошибся. Все мы ошиблись. Надо было идти в другую сторону, куда угодно, лишь бы из Нигерии. И сразу наплевать на кодекс ЧВК, не хранить омерту, как принято у частников, а поднимать шум, кричать: нас предали, нас подставили, спасите-помогите… Думаю, был запас в пару дней, когда это удалось бы. Но мы правильные и честные, пошли в Абуджу и потеряли время. «Кибернетика» деликатно, без стрельбы, наступала нам на пятки, а у Барни не хватило духу бросить им под ноги, допустим, отрезанное ухо Винера – хотя стоило бы…

– А в Абудже полный хаос, горят терминалы и куда-то подевалось навигационное оборудование, – подсказал Леха.

– Да и черт с ним. Обошлись бы. Спецборт, который возит «батарейки», это переделанный военный транспортник. Вся разница, что в нем стоит ударопрочная капсула с парашютами и системой мягкой посадки. Тоже ничего оригинального, простая десантная платформа… Спецборт может безопасно сесть без привода, нашлась бы полоса достаточной длины. Не было уже полосы. Ларс, сволочь, взорвал ее.

– Ох ты…

– Барни когда узнал, проклял его, очень эмоционально. Муделе был при этом, они уже познакомились. Через месяц Муделе подарил нам голову Ларса. Сказал, отважные бойцы черной милиции добыли сувенир прямо в расположении «Кибернетики», чуть ли не на глазах у Винера. Но потом однажды мне проболтался, что просто голову купил…

– Сумасшедший дом, – от всей души оценил Леха. – Бедная ты, бедная…

– Не жалей меня. Сумасшедший дом – мой дом, – процедила она с неожиданной злостью. – Я тут вполне на месте. Великая Мать, черт побери.

– Извини.

– Не извиняйся!

– Погоди, насчет аэропорта – но вы же заказывали и принимали боеприпасы… – поспешил сменить тему Леха.

– Нет. Это все Ларс. Он тут несколько дней очень активно орудовал от нашего имени. Готовил себе резервы на случай, если Винер его кинет и придется действовать самостоятельно. Минировал дороги и настраивал ПВО. Боялся, вдруг мы от отчаяния рискнем вывезти «батарейку» на неприметном грузовике без охраны. Или на обычном конвертоплане, куда угодно, лишь бы подальше, а там хоть трава не расти. Но мы тогда еще не отчаялись. А пора было! Пришли в Абуджу – и просто растерялись. Собственный начальник штаба предал, взлетной полосы нет, авиации ноль и уже не прилетит… И вся Нигерия знает, что мы продались исламистам и повернули оружие против законного правительства страны! Это нас вообще добило. Самая внезапная новость, даже круче предательства господина Ларсена, сукина сына… Барни вышел на связь с военными, чтобы опровергнуть весь бред, который вокруг нас накрутили. Ему вежливо ответили, что не хотят с нами разговаривать, но за оккупацию Абуджи мы скоро ответим. И за геноцид мирного населения на севере, естественно. И пообещали, что если сунемся дальше, армия встретит нас танками… Разведка это подтвердила. Ближайший аэропорт в Минне охраняла танковая рота и дивизион самоходок. Мы могли уйти только обратно на север, но оттуда уже подходила «Кибернетика». И проклятая «батарейка», которая раньше была залогом мобильности, теперь сковывала нас. Мы тряслись над этим чертовым реактором и не могли избавиться от него. Взять заказ у «Риддеркрафт» все равно что взять в долг у мафии. А ведь гордились, идиоты, думали, что избранные… Крукс втянул нас в паутину. Влипли.

– А ваш клиент… Не отзывался? Не реагировал?

– Глухо. Не знаю, по каким каналам Барни пробовал выйти на него – не получилось. Мы сутками пытались достучаться хоть до кого-то. Но нас игнорировали. Барни потребовал созвать суд чести ЧВК в прямом эфире. Логично, да – объясниться перед коллегами и прекратить этот кошмар. Пусть заступятся, мы ни в чем не виноваты. Черта с два. Нас прокляли и забыли. Тогда мы психанули и нарушили кодекс, вышли со своей бедой на СМИ, готовые рассказать если не всё, то почти всё. Думали, клюнут на сенсацию. Ага, если бы. Ноль реакции. Любые попытки что-то просто написать в интернете, выложить ролик, хоть на минуту засветить проблему – немедленная модерация и бан. Я, признаться, не могла себе представить, как это возможно. Оказывается, легко. Щелк – и нет тебя. И не было никогда. Вы зовете это Войной Шрёдингера.

– Я… Побывал как раз на такой войне, – сказал Леха. – Недолго.

– Значит, хоть что-то ты понимаешь.

– Помню ощущение, когда впервые с этим сталкиваешься. Искреннее удивление, потом ужас. Под обстрелом не так страшно. Там просто могут убить, и ты этого боишься, а тут – уже убили. Стерли.

– Верно, – она, кажется, впервые поглядела на него как на равного. – Нас стерли из информационного поля. И заперли в городе, где творился полный кошмар, все горело и стреляло. Но ни одной пули в нашу сторону! Как будто мы и для местных не существовали. Тогда Барни пошел с ними знакомиться. Поговорил с Муделе – и вернулся с идеей: построить укрепрайон и сидеть, пока не отзовется «Риддеркрафт». Мне понравилось. У меня возникла мысль, что этот кошмар неспроста, что нас как бы проверяют на прочность. И если выдержим, то станем действительно избранными. А ты говоришь, я не сумасшедшая! – воскликнула она с воодушевлением, расправляя плечи. – Я уже тогда поехала!

– Ты всего лишь пыталась рационализировать происходящее. Это характеризует тебя как абсолютно нормальную.

– Да? – она погрустнела и ссутулилась. – Ладно, расскажу тебе, как я рационализирую… Иногда я мечтаю, чем должна была кончиться по справедливости история «Ландскнехтов». Это невозможно, потому что никакой справедливости нет, одно предательство кругом, но имею я право мечтать, а?.. Будь у меня свой карманный писатель, как у этой идиотки Элис Морган, я бы не выдумывала книжек про войну ради хорошего секса. Я бы заставила его написать о том, как жить по правде! По совести и чести! И в моей книге последним «Ландскнехтом» остался бы настоящий боец. Не брошенная всеми одинокая девчонка по прозвищу Гаджет, а солдат. Пилот шагохода, тяжелый пехотинец, а лучше – тактический разведчик. Такой, знаешь, из бывших спецназовцев. Чтобы руки в крови по колено!.. Почему по колено, что я несу… – Она грустно усмехнулась. – Неважно. Такие руки. Главное, они у него растут откуда надо. И этот воин, он бы жестоко отомстил предателям и кукловодам, всем, кто нас подставил. Убил всех до единого. А потом вернулся сюда, отрубил голову Муделе, поднялся с ней на гору, нассал в рот и кинул в пропасть. Вот как надо. Вот как должно быть.

Такого Леха уже не выдержал. Сполз с кровати и встал перед Вик на колени.

– Знаешь, как звенит в ушах от тишины? – спросила она. – Так звенит мое одиночество.

Это конечно нервное, – подумал Леха. Но или я сейчас ее поцелую, или разревусь.

– Не надо, – сказала она твердо.

Леха поднялся и полез в рюкзак за рубашкой.

Нашел повод отвернуться, потому что глаза у него были мокрые.

– Прости, не хотела. Но иногда накатывает – и сил нет никаких. С тех пор, как ремонтная бригада окончательно впала в нирвану, мне и поговорить-то не с кем. Единственная подружка – и та Йоба. И даже с ней редко видимся. Одичала я, в общем. Ты извини, ладно?..