И только со мной ничего не происходит.

– Теперь осталось только одно… – Тетя Джекки извлекает из своей сумки нечто похожее на спутанные волосы и тяжелую серебристую зажигалку. Она поджигает комок.

– Шалфей, – объясняет тетя, помахивая горящими веточками и медленно двигаясь по кругу. – Он очищает.

Я задерживаю дыхание, чтобы не раскашляться, чувствую одновременно желание плакать и смеяться. Интересно, что сказала бы Дара обо всем этом? «Ок, пусть сожжет свои водоросли, и закончим уже с этим». Но тетя выглядит такой серьезной, такой напряженной, что я не могу заставить себя что-то сказать.

Наконец она заканчивает обходить комнату и выбрасывает обгоревшие веточки в окно, осыпав немного пепла на решетки плетистой розы.

– Готово, – говорит она, улыбаясь, но в уголках ее глаз грусть.

– Да, – отвечаю я, обнимая себя руками, и пытаюсь почувствовать запах Дары за горьким ароматом шалфея, запахом сентября и вымытой комнаты. Но его больше нет.

Уже внизу тетя Джекки заваривает нам в больших бокалах улун. Две недели назад она появилась на пороге с огромными бесформенными мешками, волосы заплетены в косички, словно нестандартная версия Мэри Поппинс, и радостно заявила, что немного поживет с нами, чтобы «помочь» и «дать маме передышку». Она медленно вычищала весь дом от подвала до крыши, относясь к нему как к линяющему животному. Начала с перестановки в гостиной («у вас тут все не по фэн-шую»), потом в каждом углу появились живые растения в горшках («сразу стало намного легче дышать»), а холодильник оказался забитым овощами и соевым молоком.

– Итак, – она забирается на подоконник и подтягивает колени к груди, как это делала Дара, – ты подумала о том, о чем мы с тобой говорили?

Тетя Джекки предложила мне провести сеанс. Она сказала, это поможет мне поговорить с Дарой напрямую, сказать ей все, что я хочу, и попросить прощения. Она клянется, что делает так постоянно, говорит с ней каждый день. Тетя действительно верит в то, что Дара зависла здесь, на другой стороне бытия, словно некий призрачный шарф, висящий на стене.

– Не думаю, что это хорошая идея. – Даже не знаю, что пугает меня больше, что я могу ее услышать или что могу не услышать. – Но спасибо.

Тетя Джекки сжимает мою ладонь.

– Она не ушла, понимаешь? – говорит тетя тихим голосом. – Она никогда не уйдет.

– Я знаю, – подтверждаю я.

Это просто другая версия того, что говорят остальные. «Она всегда будет жить внутри тебя. Всегда будет там». Но она действительно жила внутри меня, укоренялась во мне, словно цветок, хоть я этого и не замечала. А теперь эти корни вырваны, и на месте красивого дикого цветка во мне пустота.

Раздается звонок в дверь. Секунду я надеюсь на то, что это Паркер, но такое невозможно. Он в милях отсюда, в колледже. Движется вперед, как и все остальные. К тому же он никогда не звонит в дверь.

– Я открою, – говорю я, просто чтобы получить предлог выйти из комнаты, иначе тетя Джекки так и будет смотреть на меня с жалостью.

Конечно, это не Паркер. Это Мэдлин и Сара Сноу.

Сестры одеты одинаково: на них юбки в клеточку длиной до колена и белые рубашки на пуговках. Только рубашка Сары расстегнута, и под ней видна черная майка, а ее волосы распущены. Родители вернули ее в местную школу, и последний год она будет учиться здесь. Но Сара выглядит вполне довольной.

– Прости, – произносит она, когда Мэдлин бросается в мои объятия, словно щенок, едва не сбивая с ног. – Благотворительность. Она хотела, чтобы ты была первой.

– Мы продаем печенье для моей баскетбольной команды, – говорит Мэдлин. Так забавно, что она играет в баскетбол, она такая миниатюрная, слишком маленькая для своего возраста. – Хочешь купить немного?

– Конечно, – отвечаю я и не могу сдержать улыбку. Мэдди всегда так действует на людей. Ее личико напоминает подсолнух, такое светлое и открытое. Девять дней, которые она провела в одиночестве, скрываясь от Андре, кажется, не слишком травмировали ее. Но мистер и миссис Сноу все равно обеспокоены. Обеих дочерей они возят на сеансы терапии дважды в неделю. – Какие у тебя есть?

Мэдди перечисляет: с арахисовым маслом, шоколадно-арахисовым и грильяжем. Сара стоит, теребя подол своей юбки, слегка улыбаясь и не сводя глаз с младшей сестры.

За прошедшие месяцы мы стали друзьями, ну, или кем-то вроде друзей. Мы с Мэдди ходили в ФэнЛэнд, и она рассказала и показала нам не без гордости, как ей удалось так долго оставаться незамеченной. Я даже приезжала к Сноу купаться в бассейне. Мы с Сарой лежали рядышком на шезлонгах, пока Мэдди прыгала с бортика в воду, а их родители курсировали туда-сюда, чтобы убедиться, что у нас все в порядке, словно они – планеты, орбиты которых проходят вокруг их дочерей. И я не виню их за это. Даже сейчас их мама смотрит за ними из машины, словно они могут исчезнуть, стоит ей отвести взгляд.

– Как ты? – спрашивает Сара после того, как Мэдди, приняв мой заказ и напевая нечто неразборчивое себе под нос, бежит к машине.

– Знаешь, все так же, – отвечаю я. – А ты?

Она кивает, глядя в сторону и щурясь от света.

– По-старому. Я пока под домашним арестом. И в школе все обращаются со мной как с сумасшедшей. – Она пожимает плечами. – Но могло быть и хуже. Мэдди могла… – она обрывает фразу, словно до нее внезапно доходит смысл собственных слов. «Могло быть хуже. Я могла бы быть на твоем месте. Моя сестра могла умереть». – Прости, – говорит она, заливаясь краской.

– Ничего, – искренне говорю я.

Я рада, что Мэдди вернулась домой целой и невредимой. И что мерзкий Андре сидит за решеткой, ожидая приговора. И это единственная хорошая новость с момента аварии.

С тех пор, как Дара умерла.

– Давай встретимся на днях, ладно? – Когда Сара улыбается, ее лицо мгновенно преображается и становится красивым. – Можем посидеть у меня, посмотреть кино. Раз уж я под замком.

– С удовольствием, – отвечаю я, и она возвращается в машину.

Мэдди уже сидит сзади. Она прижимается к стеклу лицом, расплющивая его, и я смеюсь и машу рукой им вслед, чувствуя внезапный прилив грусти. Дружба с семьей Сноу – это одна из многих вещей, которые я уже никогда не смогу разделить с Дарой.

– Кто приходил? – спрашивает тетя Джекки, выкладывая на столешницу яблоки, огурцы и свеклу. Верный признак того, что мне грозит неизбежная необходимость отведать одно из ее фирменных смузи.

– Девчонки из школы продают печеньки. – Не хочу вдаваться в детали и отвечать на вопросы о Сноу, не сегодня.

– А, – тетя Джекки выпрямляется, – а я надеялась, это тот мальчик.

– Какой мальчик?

– Джон Паркер. – Она снова начинает копаться в холодильнике. – Я все еще помню, как он мучил тебя, когда вы были маленькими…

– Паркер, – перебиваю я. – Никто не называет его Джоном.