В белой футболке, легкомысленных шортиках и трогательных полосатых носочках она выглядела чертовски соблазнительно. И не смотреть же вместе телевизор она оставила его на ночь? Недолго думая, он потянул ее в сторону спальни. Даша хохотала, отбивалась, но сопротивление — напускное, ненастоящее — было сломлено через несколько минут…

Ночью они лежали, обнявшись, и молчали, наблюдая, как по стенам и потолку мечутся заполошные городские огни. Сон не шел, да и разговор не клеился. Сначала они были слишком разгоряченными, как пустившиеся вскачь кони, затем — слишком усталыми, а потом заводить разговор было уже некстати. О чем думала Даша, Никита не знал, а ему в какой-то момент стало неуютно. Прежде ему не приходилось попадать в подобные ситуации. Нет, безусловно, как любой мужчина, он не пренебрегал встречами на один раз, которые чаще всего заканчивались сексом: хорошим, более-менее приличным, скверным, но так, как с Дашей, не бывало никогда.

Ему еще не приходилось спать с девушкой, протянувшей руку помощи. Даша понимала: идти ему некуда, и оставила у себя, хотя могла выставить за дверь. Вон как невежливо выпроводила Тимоху с его лохматой пассией. Неужели нищий журналист мог чем-то понравиться девушке, упакованной по самое не хочу?

— О чем ты думаешь? — вдруг спросила Даша.

— О тебе! — сказал Никита. — Дурацкая ситуация! Впервые в жизни не знаю, как себя вести!

Она приподнялась на локте и уставилась на него. В полумраке ее успевшее загореть лицо казалось неестественно темным, а волосы и глаза — наоборот, очень светлыми. Она помолчала и затем нехотя произнесла тихим и будто смазанным голосом:

— Ты должен знать, я — девушка с прошлым. Нет, конечно, на панели не стояла. Слишком хорошо воспитана для этого! Но у меня есть папик. Богатенький! Иметь молодую содержанку проще и выгоднее, чем по борделям таскаться. И безопаснее!

Она водила пальцем по голой груди Никиты и думала: сейчас он что-нибудь скажет, что-то плохое, гадкое и болезненное, словно удар хлыстом. А она этого не хотела, потому что…

Потому что ждала сказки. Красивой, волшебной, непременно с благородным принцем на белом коне! Даша ни в коем случае не призналась бы в том, что все это время тайком за ним наблюдала, как затаившаяся в засаде кошка, ловила каждый жест, каждый взгляд. В этом простом и вроде ничем не примечательном парне было что-то иное, нездешнее, инопланетное.

Или для москвичей все иногородние — инопланетяне?

Он не так улыбался, не так говорил. Его слова были слишком правильными, звуки — четкими, как у дикторов новостей. Даже глаза — серо-голубые и холодные льдинки — смотрели по-особому, а в иные моменты затягивали как омут.

Больше всего Даше хотелось, чтобы Никита — чужой и случайный, но ставший вдруг родным и близким — не осудил ее, не отшвырнул от себя, как это бывало с папиком-благодетелем, который не упускал шанса напомнить, из какого дерьма ее вытащил. И в какой-то момент Даша вдруг поняла, что сама себе противна.

А почему? Да потому, что рядом появился мужчина с глазами, не замутненными коксом, таинственный и нервный, но нежный и понимающий в минуты близости. Ей очень хотелось ему понравиться — сейчас, сию минуту, а дальше — будь что будет!

Он промолчал, но руку не убрал.

Даша приободрилась и придвинулась ближе: не отстранится ли?

Не отстранился!

Тогда она положила голову ему на плечо и попросила:

— Теперь ты расскажи мне об этом самолете. Хотя бы в общих чертах. От кого ты скрываешься?

И он рассказал.

На душе у генерала Бабушкина скребли кошки.

События разворачивались стремительно, наступали танковым клином. Он чувствовал, что скоро произойдет развязка, но какая именно, предугадать не мог даже Саблин. Все было слишком запутанно и неопределенно. Генерал с задумчивым видом выбил пальцами барабанную дробь на документах, которые полчаса назад ему предоставил аналитик. Это были сводки за последние сутки и объективки агентов, работавших по проекту «Рапира». Саблин не сводил с него глаз, потемневших от хронического недосыпания и усталости.

— Что там еще у тебя в загашнике? — недовольно спросил Бабушкин.

— Шмелева мы пока не нашли, хотя он совершенно точно в Москве. Задержать его — дело времени. Скорее всего, завтра он объявится. Надо отдать ему должное, он мастер путать следы. Техники никакой, но соображаловка работает отлично.

Саблин говорил неторопливо, без той нервозности, что выдает человека боязливого, не убежденного в своей правоте и потому легко принимающего чужое мнение. Титаническая работа по установлению контактов журналиста была практически завершена. И, докладывая генералу о результатах поиска, Саблин был уверен в себе, как никогда.

— Что там по итальянскому золоту? — Бабушкин смерил его строгим взглядом. — Выяснили?

— Так точно! Как мы предполагали, это не место, а человек. Некая Жанна Атанасян, супруга сотрудника армянского торгпредства, близкая подруга Юлии Быстровой. Роман Атанасян прибудет в Москву завтра. Супруга уже звонила ему, правда, о чем они беседовали, неизвестно. Затем Роману позвонил Шмелев. Это мы установили! Шмелев намерен встретиться с Атанасяном завтра вечером, недалеко от торгпредства. Думаю, он и обеспечит безопасную транспортировку Шмелева домой. Мы засекли его телефон, отследили звонки. Знаете, где он ночевал после того, как сбежал от Завадского? В воинской части в Софрино. Он там служил, хорошо знает эти места. Мог бы пойти к командиру части, тем более что тот был его ротным и Шмелев иногда с ним перезванивается. Однако он вновь поступил непредсказуемо: заночевал в генеральском домике. Если бы не случайный звонок солдата-срочника с его телефона, мы до сих пор ломали бы головы, как его отыскать.

— Сапожники! — поморщился генерал. — Почему эту возможность не отследили?

— Товарищ генерал, — Саблин, похоже, обиделся на «сапожника». — Шмелев — юноша подвижный. В Москве бывал неоднократно, но не появился ни у кого из знакомых москвичей. А это были вероятные контакты. Я же говорил, он действует непрофессионально, отчего логику его действий предугадать трудно.

— Шмелев не встречался с Завадским? И не звонил ему?

— Определенно нет! Завадский до сих пор во Фрязино, следит за Харламовым. Судя по всему, действует один, причем нагло, почти без конспирации. Не исключено, что Харламов заметил слежку, потому что сидит в доме безвылазно, даже во двор носа не кажет. Телефоны у него отключены, на связь ни с кем не выходил! Похоже, он в западне, а кураторы не спешат на помощь. По всем позициям, он — списанный элемент.

Саблин замолчал, чувствуя, что его уверенность улетучилась. Как он ни старался, все равно пришлось оправдываться.

— Атанасян замечен в чем-либо предосудительном? — быстро спросил генерал.

— Ничего серьезного! Он очень осторожный и разумный человек.