Предпринимая штурм, союзники были так уверены в успехе, что саперам было указано на те работы, которые должны быть произведены по овладении казармами и госпиталем; кроме различных инструментов, саперам приказано было иметь мешки с порохом для взрывания тех частей строений, где наши войска будут держаться с наибольшим упорством. Уверенность, что укрепления и город будут взяты, была всеобщей между солдатами союзных войск. Англичане запаслись различными закусками, чтобы позавтракать в Севастополе; раненый и взятый в плен французский офицер говорил, что напрасно заботятся о его перевязке, когда Севастополь через полчаса будет в руках его товарищей, и что тогда соотечественники перевяжут его.

Один французский капрал, ворвавшийся в числе прочих на батарею Жерве, бросив ружье, пошел дальше на Корабельную и, дойдя до церкви Белостокского полка, преспокойно сел на паперть. В пылу горячего боя его никто не заметил, но потом один из офицеров спросил, что он здесь делает.

– Жду своих, – отвечал он спокойно. – Через четверть часа наши возьмут Севастополь.

Ожидания его оказались напрасными, и союзники не достигли того, что считали несомненным.

Было только 7 часов утра, когда штурм был отбит на всех пунктах, и славный день 6 июня 1855 года, покрывший лавровым венком бойцов севастопольских, принадлежал истории геройских подвигов, совершенных верными сынами России…

«Геройство и самоотвержение, – доносил главнокомандующий государю императору, – с коими все чины севастопольского гарнизона, от генерала до солдата, стремились исполнить свой долг, превосходят всякую похвалу. Пехота, моряки и артиллерийская прислуга при орудиях соревновались друг перед другом, и все, руководимые одним общим желанием отразить врага от Севастополя, с величайшим хладнокровием и мужеством исполняли обязанности свои и презирали смерть. Полевая артиллерия, размещенная на оборонительной линии, оказала значительную услугу обороне».

Бомбардирование 5 июня и штурм 6-го стоили значительных потерь как нам, так и союзникам. В течение этих двух дней было выпущено с оборонительной линии 19 000 снарядов, тогда как неприятель израсходовал около 62 000 снарядов. Потеря гарнизона в оба дня состояла из 5446 человек. В 5-й (ныне 7-я) мушкетерской роте Севского полка, покрывшей себя бессмертной славой в этом жарком бою, осталось налицо после приступа только 33 человека. Командир роты, штабс-капитан Островский пал в начале дела, начальство над ротой принял подпоручик Келлер. Союзники также недосчитывались в своих рядах 6700 человек и нескольких генералов. Наибольшую потерю они понесли во время штурма. Все пространство впереди оборонительной линии было усеяно телами убитых.

– Зацвело поле, – говорили наши солдатики, поглядывая на разноцветные мундиры разноплеменных врагов.

На бастионах весело рассуждали о том, как шел супостат на приступ, как пошатнулся он, заболтался и показал пятки.

– Смотри-ка, братцы, – сказал один из брянцев, высунувшись из-за вала, – батюшки мои святы, сколько народу-то мы повалили!

– Царство им небесное, – заметил его товарищ, постарше летами. – Эти на новый штурм не полезут, а всякий павший воин, будь он свой или вражий, венца небесного достоин…

– Вестимо, достоин, – заметили товарищи, и несколько рук поднялось, чтобы сотворить крестное знамение.

Дивен русский солдат: грозный в минуты битвы, он лучший защитник побежденного. Недаром же в русском народе сложилась поговорка: «Лежачего не бьют». Завидев дерзкого врага, он хладнокровно целится в его колонны, встречает его штыком, прикладом, камнем, но стихнет битва – и бесстрашный защитник молится за убитого врага или под градом пуль ползет с манеркой в руках, чтобы утолить жажду или спасти раненого неприятеля.

Французы молча смотрели из своих траншей на подобных смельчаков, маханием шапок и другими жестами благодарили за участие к их страдающим товарищам; англичане поступали иначе: они стреляли по нашим солдатам, не обращая внимания на крики своих раненых и просьбы их прекратить огонь. Несмотря на то, наши солдатики подбирали тех, кто был поближе. Но их было слишком много: все пространство между неприятельскими траншеями и атакованными батареями было завалено телами.

Убитые лежали на валах и во рвах укреплений, их даже подбирали и за укреплениями в Корабельной слободке.

С отступлением атакующих обе стороны открыли канонаду по всей линии укреплений. Опять загремели выстрелы, полетели бомбы, вырывавшие новые жертвы. Потери от этой канонады были значительны; постоянно носили раненых; баркас за баркасом с печальным грузом отваливал от Павловского мыска и направлялся на Северную сторону к братским могилам. Для уменьшения убыли войска на бастионах были расположены за различными прикрытиями, а резервы отодвинуты назад. К вечеру канонада стала стихать.

На следующее утро по приглашению начальника 3-го отделения оборонительной линии контр-адмирала Панфилова был отслужен на 3-м бастионе благодарственный молебен.

На месте наименее опасном, но не закрытом от снарядов и штуцерных пуль матросы поставили несколько туров, покрыли их парчой и таким образом устроили нечто вроде аналоя, вокруг которого собрались солдаты Камчатского полка и все население бастиона. Старший священник храброго полка отец Евгений Федюшин отслужил молебен под гулом выстрелов и свистом пуль.

Величественная была картина 3-го бастиона с толпой молящихся. Глубоко западали в душу каждого торжественные слова молебна. Беспредельной верой в могущество Творца проникнуты были эти грозные, закопченные в пороховом дыму лица, с открытыми головами, толпившиеся к Св. Евангелию.

Окропив бастион святой водой, отец Евгений произнес слово, сообразное с обстоятельствами и особенно знаменательное по той обстановке, при которой оно было произнесено.

– Близ года уже наш полк, – говорил пастырь, – мужественно защищает вместе с другими войсками русскими богоспасаемый доселе сей град, столь драгоценный нашему отечеству.

Много утрат понесли вы, воины христолюбивые, при этой защите! Одни из ваших храбрых товарищей запечатлели уже исполнение своего святого долга кровью, другие самой жизнью! А вы, здесь предстоящие, сколько трудов, болезней, ран, лишений перенесли в это время!

Но вы не ропщите за то на премудрое Провидение. О нет, вы еще с большей покорностью произносите: «Да будет воля Твоя!»

Еще так недавно Ему было угодно испытать ваше терпение необходимой уступкой наших передовых укреплений, из которых особенно горько было вам уступить укрепление, носящее имя вашего полка (Камчатский люнет), укрепление особенно вам дорогое как по своей с вами соименности, так и по крови многих ваших товарищей, на нем пролитой во время его сооружения.

Что же произошло? Мы смирились перед благим Промыслом, повторяя непрестанно: «Да будет воля Твоя». Враг же наш, вероятно, возгордился! Но праведный Судья сотворил по истине: Господь, гордым противящийся, смиренным же дающий благодать, даровал нам вчера победу над возгордившимся врагом нашим, который, в опьянении мгновенного успеха, устремился на взятие самого града нашего, думая победить и сокрушить храбрых его защитников… Слава Всемогущему! Честь храброму воинству и доблестным вождям его. Отбитый враг бежал, тысячами трупов устлав свои следы!