— Вода, — сказал Ларькин и сделал вид, что пьет.

— Вада, — неожиданно чисто ответила Ленань. — Эххамма ид-йи. Вада. Ухх-ади ниххахх.

— Н-да-с, — вздохнул Виталий. — Влипли крепко. Но должны же они нас кормить-поить, правда? А вот с тем, кто придет нас кормит и поить, мы как раз этот вопрос и обсудим.

Ленань смотрела на него, высоко подняв тонкие, абсолютно правильной — некрутым полумесяцем — формы брови.

— Есть, — сказал Виталий и изобразил процесс потребления пищи. Тут поневоле клоуном станешь. — И пить, — и он опять опрокинул в себя невидимый стакан.

Глаза Ленань лукаво блеснули. Она отошла чуть дальше вглубь комнаты и сказала что-то на своем странном языке, полном гласных и певучих полугласных, звуков вроде гортанного долгого хх или сильного шипящего звука, похожего одновременно на ш и на щ. Потом было несколько неуловимых пассов руками, и вдруг посреди комнаты материализовался невысокий столик со стоящей на нем плетеной и кожаной посудой. И то, что лежало в посуде, даже с виду было вполне съедобно.

— Цирк собачий, — произнес Виталий, подходя к столу. — Вы, девушка, не от Дэвида ли, часом, Копперфильда?

Он потрогал столик. Настоящий. Еда пахла. И пахла вкусно. И он вдруг почувствовал, что страшно голоден. И что готов съесть сейчас хоть обезьяну, живьем, если обезьяна сейчас сюда ввалится.

— Йэсс, — сказала Ленань, указывая рукой на столик. — И пийй, — она подняла с пола невесть откуда взявшийся там бурдюк и налила оттуда некой желтоватой, слегка тягучей жидкости в плетеный туесок. Виталий, немного замешкавшись, протянул руку.

Ленань, судя по всему, поняла его колебания правильно. Прыснув со смеху и обнажив два ряда белых, ровных и мелких как жемчужинки зубов, она отпила из туеска первая, не сводя при этом глаз с Виталия. Он улыбнулся в ответ, взял у нее из рук туесок и тоже хлебнул. Что-то вроде ставленого меда. На каких-то травах. С такими напитками, кстати, нужно и впрямь быть осторожным. Не заметишь, как ноги слушаться перестанут. Впрочем, это смотря сколько выпить. И главное — с кем.

Виталию такое заточение начинало все больше и больше нравиться. Ленань уже села — по-монгольски скрестив ноги и запахнув коленки балахончиком — к столу и что-то жевала. Виталий сделал еще один глоток и сел рядом.

* * *

12 июля 1999 года. Волга. 09.09.

На следующее утро Ирина, Ахх-Ишке и Ом снова сидели на берегу небольшого залива, и Ахх-Ишке выполнял данное вчера обещание — рассказывал о йети и фэйри.

— Мы с вами — от одного корня. Но только разошлись наши ветви в разные стороны очень давно. Наша вода показывает («наша память, наши предания гласят» — автоматически перевела для себя Ирина; в английском не было многих понятий, имеющихся и на астоме, и на языке фэйри, и Ахх-Ишке часто пользовался калькой, буквальным переводом с фэйри на английский, то ли стараясь точнее передать смысл, то ли просто не давая себе труда подыскать более или менее адекватную замену), что разница между нашими и вашими предками была когда-то очень небольшой. И заключалась она в первую очередь в способах добывания пищи. Наши предки остались в лесах и у воды и питались, как и раньше, в основном растительной пищей. Ваши вышли на равнины, в луга и степи, где паслись тогда огромные стада крупных животных, и стали охотниками. Но от этого не слишком значительного поначалу расхождения произошли в дальнейшем весьма существенные перемены.

Наши предки остались жить так, как и жили, как и сейчас живут йети — небольшими семьями, жестко привязанными к той территории, которая дает им укрытие и пищу. Ваши стали образовывать более крупные племена — ведь так легче было охотиться. Мужчины и женщины стали заниматься у вас совершенно разной работой. Мужчины — охотой и войной (потому что нужно было оборонять от других племен свои охотничьи угодья, а по возможности захватывать чужие). Женщины — выращиванием съедобных растений, заботой о детях и о доме. Вы становились все более и более агрессивными, но какое-то время это нас не слишком задевало: мы не были охотниками, и наши интересы нигде не перекрещивались. Но потом настали куда более трудные времена, и тут наши дороги разошлись окончательно. Не знаю точно, что сыграло главную роль — уменьшение количества доступной дичи или какие-то внутренние изменения в племенах ваших предков, — но на определенной стадии, у вас она называется неандертальской, ваши предки стали каннибалами. Они ели и себе подобных, что уже было с нашей точки зрения совершенно недопустимо, но еще страшнее для наших предков было то обстоятельство, что теперь в качестве законной добычи ваши предки воспринимали и наших предков тоже. Это означало войну, причем войну на выживание. А воевать вы всегда умели лучше, чем мы. И шансов у наших предков — в исторической перспективе — не было никаких.

И тогда мы нашли асимметричный вариант. Уже тогда начали складываться довольно серьезные различия не только в образе жизни и в культуре наших народов. Мы стали очень отличаться друг от друга внешне. И мы пользовались совершенно различными способами общения. Ваши предки разрабатывали звуковой язык, вернее — звуковые языки, поскольку даже внутри одного племени зачастую мужчины говорили между собой на одном языке, женщины — на другом, а при совместном общении использовался третий. Вы всегда были помешаны на утаивании друг от друга всяческих секретов — мистерии, тайные общества, замкнутые секты и так далее. Наши же предки общались на каком-то древнем варианте астома, рассчитанном на всеобщее понимание и доступном для всех. И мы просто развили ряд умений, связанных с астоматическими техниками. Скажем, умение оставаться незаметным для человека, не владеющего подобными навыками. Говоря по-вашему, мы научились отводить глаза. И проблема была решена. Мы видели вас постоянно, но, поскольку делить нам с вами было нечего, мы просто наблюдали и делали выводы. Вы же перестали нас видеть. Или — почти перестали, потому что в те времена среди людей было довольно много особей, способных быстро научиться астому и даже овладеть некоторыми близкими техниками, которые у вас сейчас называются магией.

С такими мы обычно либо договаривались, либо просто убивали тех, кто пытался обмануть нас или как-то иначе причинить нам вред. Договариваться с нами таким людям было очень выгодно. Представляете, какие преимущества приобретали они по сравнению с прочими своими соплеменниками? Они становились колдунами, шаманами, волхвами — или как еще у вас это называется? Взамен мы обычно требовали не слишком много. Чтобы те места, которые мы считаем своими, стали запретными для людей. Чтобы нас никто не тревожил. Вот так у вас и возникали священные рощи и горы, священные реки, водопады или долины. Отец передавал умения сыну — и какое-то, довольно долгое время нам удавалось поддерживать статус кво именно таким нехитрым способом. Многие из этих людей действительно становились нашими друзьями, и мы принимали их как принимали своих. Другие использовали свои умения для того, чтобы добиться беспрекословного подчинения своих же сородичей, и вели себя так, что мы не могли смотреть на них как на друзей. Но до тех пор, пока они выполняли условия обычных соглашений, мы им не препятствовали поступать так, как они находили нужным. Мы не вмешивались в ваши внутренние дела. Тех же, кто пытался подчинить и нас, мы просто убивали. Сами понимаете, без этого мы не сохранились бы как раса. Кое-где в нынешнем мире такой порядок поддерживается до сих пор. Но таких мест, к сожалению, становится все меньше и меньше.