Геффен тогда был в Нью-Йорке, и встречу устроили у него дома; это была неординарная встреча, которая, по словам Голдстейна, закончилась тем, что Геффен решил помериться с ним силами. «Мы сидим друг напротив друга за завтраком, и Геффен спрашивает: «Зачем ты здесь?» Голдстейн ответил, что, при всем уважении, он рекомендует группе не подписывать контракт с «Geffen», который составил для них Нивен.

«В какой-то момент разъяренный Геффен начал тыкать мне пальцем в лицо… Я взял его за руку, скрутил ее так, что он оказался лицом на столе и сказал: «Опять же, сэр, при всём уважении, меня учили искать информацию о людях до того, как я встречусь с ними. Если бы вы поискали обо мне информацию, то узнали бы, что, если начнете тыкать мне пальцем лицо, то я мгновенно выкручу вам руку».

А затем продолжил: «Вот что мы с вами сделаем. Я притворюсь, что этой маленькой выходки никогда не было. Отпущу Вас, выйду за дверь, постучу, и мы начнем сначала». Спросил: «Вас это устраивает?» — и надавил ему на голову. Геффен выдавил из себя: «Да, да». Я отпустил его и вышел за дверь, потом постучал в нее и сказал: «Здравствуйте, мистер Геффен, это Дуг Голдстейн». А он уже, на хрен, спятил от гнева и кричал на меня еще часа три. Но наконец я понял, что Дэвид хочет сказать. Он считает себя человеком слова — в отличие от многих других людей, которые оказываются в таком же положении и делают прямо противоположное тому, что говорят. Если Дэвид Геффен говорит тебе, что что-то сделает, то он это делает, черт возьми. Это мне в нем очень нравится. Он очень, очень, очень этичный человек в вопросах подобного дерьма. И, если Дэвид говорит тебе, что проследит, чтобы что-то было сделано, то в ответ ожидает такого же уважения».

Проблема в том, решил Голдстейн, что Геффен уже согласовал сделку с японцами на основе тех цифр, которые выбил для группы Нивен, и не мог теперь вдруг взять и сказать им, что что-то изменилось. Поэтому Голдстейн рассказал Геффену о том, что ему удалось узнать.

«Я обратился к нему как к бывшему менеджеру и сказал, что в Сент-Луисе меня ждет группа, и ждут они меня только с хорошими новостями. Мне что, полететь в Сент-Луис и сказать: «Дэвид предложил мне выбрать между фигой и жвачкой, но жвачки не было»?

Геффен ответил: «Дуг, я больше не хочу об этом разговаривать. Меня не волнует, если мы с тобой вообще никогда больше не будем разговаривать. Но я не собираюсь ввязываться в пересмотр договора. Ты можешь поговорить с Дэвидом Берманом, директором по развитию, и Эдди Розенблатом, и что удастся, то и получишь». Я поблагодарил его и отправился в Сент-Луис. В итоге это дело заняло у меня полгода, но авторские отчисления я поднял до самой высокой отметки за всю историю музыки на тот момент. Тридцать четыре процента. Более чем в два раза больше, чем они получали до этого».

Когда в тот вечер Дуг Голдстейн летел из Нью-Йорка в Сент-Луис, он был уверен, что теперь все под гораздо большим контролем. Что с этого момента главные тревоги группы позади; что теперь альбомам «Use Your Illusion», выход которых задержали на время переговоров с Геффеном, назначат официальную дату релиза, а гастроли начнут приносить настоящие деньги.

А потом группа вышла на сцену в Сент-Луисе и снова провалилась в ад.

Эксцессы на сцене происходили начиная с выступления 17 июня в «Nassau Coliseum» в Юниондейле, Нью-Йорк, когда Аксель опоздал на концерт и сказал публике: «Да, я знаю, что это отстой… Если у вас есть реальные претензии, то вы могли бы сделать мне одолжение — написать небольшое письмо о том, насколько это отстойно, и отправить его в «Geffen Records». Скажите этим людям, чтобы отвалили от меня на хрен». Через несколько песен он снова выразил свое разочарование звукозаписывающей компанией. «Выход нового альбома снова перенесли, — сказал он, пробегая по краю сцены. — «Geffen Records» решили, что хотят изменить контракт, и я думаю: «Идите к черту». А поскольку у меня нет времени заниматься и тем и другим: возвращаться к ним сраться и гастролировать, — то, думаю, лучше уж гастролировать и хорошо проводить время, а они пусть катятся к черту. Жаль, но… Так что сегодня мы сыграем много нового дерьма, и все не так уж и важно, правда?».

У Акселя уже была короткая вспышка гнева за несколько дней до этого — на концерте в «Spectrum» в Филадельфии. Он увидел, что кто-то из зала дерется с фотографом группы Робертом Джоном, и остановил концерт, пока поклонника не вывели. Такие мелочи очень часто случаются, когда в одном месте собирается столько взрывоопасных элементов сразу. Однако события в Миссури три недели спустя были гораздо серьезнее и, кажется, оставили за собой жирный след дурной кармы, которая будет преследовать Guns N’ Roses еще два года.

Группа уже отыграла 15 песен на концерте в «Riverport Amphitheatre» в Сент-Луисе, как вдруг Аксель заметил, что кто-то из зрителей стоит довольно близко к сцене и снимает концерт на видеокамеру. В середине песни «Rocket Queen» он заорал охранниками, чтобы они забрали «это»… «Возьмите парня и заберите это…» Его трясло от адреналина, и, когда никто ничего не предпринял сразу же, крикнул: «Я сам заберу, черт побери!», бросившись к краю сцены в сторону этого парня. Произошла короткая рукопашная схватка, все это время группа продолжала играть рифф «Rocket Queen», а потом охрана в ходе упорной борьбы вернула Акселя на сцену. Он встал, схватил микрофон и крикнул: «Благодаря идиотской охране я иду домой», — и так яростно бросил микрофон на сцену, что раздался звук как от выстрела. Несколько минут группа продолжала играть («У нас было полно всяких фишек, которые помогали тянуть время, когда Аксель внезапно уходил», — хитро заметил Слэш), но он так и не вернулся, и гитарист дошел до кулисы, где Дуг Голдстейн крикнул ему в ухо, что концерт окончен.

Музыканты играли даже больше 90 минут, на которые договаривались с организаторами, но шоу выглядело незавершенным, и публика была очень недовольна. Гримерка группы находилась в подвале под залом, и прямо у них над головой вспыхнул полномасштабный бунт. Аксель немного успокоился и предложил вернуться, но, когда они пошли к сцене, оказалось, что теперь это невозможно. Поклонники громили площадку, людей уносили без сознания, а полиция работала в полную силу в попытке минимизировать ущерб. Музыканты ретировались обратно в гримерку, где им пришлось укрыться, пока полиция не сможет безопасно провести их через этот хаос обратно в отель.

Дуг Голдстейн описывает тот концерт как вечер, который он никогда не забудет. «В зале был один молодой парень, большой поклонник Guns N’ Roses, но Аксель заявил: «Слушайте, уберите его». К сожалению, его требование никто не воспринял всерьез. Позднее мы узнали, что парень работал там же, в охране, и взял отгул, чтобы посмотреть концерт любимой группы, поэтому его коллеги ничего не предприняли. У меня в охране восемь человек, и никто из них не пошел в зал разобраться с этим. Аксель вскипел: «Да ладно? Никто ничего не сделает? Вы серьезно?» И в итоге взял это на себя».

Когда Аксель умчался со сцены, Голдстейн пошел за ним. «Я вхожу к нему в гримерку и говорю: «Эй, приятель, будет очень нехорошо, если ты не вернешься на сцену». У Роуза на колене порез, и он говорит: «Дуг, ты знаешь, как это у меня бывает. Просто оставь меня в покое на две минуты. Все будет в порядке. Я вытру кровь, а потом вернусь. Иди собери остальных и скажи, что мы возвращаемся на сцену». Я говорю: «Отлично. Спасибо».