– А что насчет заграничных врачей? – спросил я. – Они тоже работают на компанию?

– Не уверен, – сказал Рибелло. – Может быть. Однажды я повстречал Хэтчера, когда шел в офис. Спросил, как у него дела, хотя по нему и так было видно, что все очень плохо. Он сказал, что его лечит от фобий какая-то живущая на окраине города старуха. Как именно лечит – он не уточнил, а я спешил попасть в контору и не стал допытываться. А потом уже узнал, что он доверился какой-то бабке-травнице, варганящей зелья, отвары и настойки, и что она лечит Хэтчеру арахнофобию дистиллятом из паучьего яда.

– То есть гомеопатически, – уточнил я.

– Быть может, – ответил Рибелло. По голосу было ясно, что на тонкости ему плевать.

Тут к столу подошел давешний небритый тип и сказал, что закрывает заведение. Так как это Рибелло пригласил меня на обед, каким бы он ни был, я полагал, что он и заплатит за кофе, тем более, я не сделал ни глотка. Но на стол он выложил деньги только за свою чашку, и мне пришлось сделать то же самое. Но когда мы уже встали, собравшись уйти, он потянулся к нетронутой моей чашке и залил ее в себя одним большим глотком.

– Чего добру пропадать, – прозвучало объяснение.

Возвращаясь в офис через узкий, устланный туманом переулок, я попросил Рибелло рассказать мне что-нибудь еще о человеке, место которого я занял. Его ответ, однако, был менее чем удовлетворительным и, казалось, состоял из слухов и домыслов. Сам Рибелло никогда больше не видел Хэтчера после той встречи на улице. И действительно, примерно в это время Хэтчер будто сквозь землю провалился – скорее всего, умер. После этого по городу поползли странные слухи. Видимо, не один лишь Рибелло знал о том, что Хэтчер лечится у травницы с городской окраины – иначе как объяснить те странные истории, имевшие хождение в основном у детей и не снискавшие доверия сознательных горожан? Чаще всего рассказывали, что в городе завелось «нечто паукообразное», вроде как – паук размером с кота. Этого монстра якобы иногда видели детишки, игравшие в глухих переулках. Они назвали его «головастым монстром», так как создание не только напоминало чудовищного паука, но у него еще была большая шишка на теле, которая очень походила на человеческую голову. Кое-какие почти выжившие из ума старики подписывались под ребяческими россказнями, хотя их вообще никто не слушал – после всех лекарств, которые они принимали, и не такое могло привидеться. Впрочем, по той же причине в городе вообще мало кому можно было доверять: все горожане – мы все – нуждались в тех или иных медикаментах, чтобы оставаться в нормальном состоянии. Впрочем, вскоре так называемые «паучьи лапки» пропали из виду младых и старых, отравленных лекарствами, – никто его больше не наблюдал, слухи о нем улеглись.

Равно как и о Хэтчере – он тоже куда-то делся.

– Оставил съемную комнату, ничего с собой не взяв, – сказал Рибелло у дверей, что вели обратно в контору. – Думаю, он жил где-то рядом с вами – может статься, в том же самом доме. Говорят, хозяйка дома, где была комната Хэтчера, не расстроилась, когда он исчез: он требовал от нее уважения к своим диким фобиям и настаивал, чтобы хотя бы раз в неделю к ним заглядывали дезинсекторы.

Я открыл перед Рибелло дверь, но он и не подумал заходить.

– Нет-нет, – сказал он. – На сегодня работы хватит. Я пойду домой, посплю немного. Чтобы хорошо работать, нужно хорошо отдыхать. До завтра.

Считанные мгновения спустя Рибелло растворился в тумане. Я вернулся в офис, думая лишь об одном – о снеди в моем портфеле. Но не прошел я и двух шагов, как прямо возле уборной дорогу мне перегородил Пильсен.

– Что тебе сказал Рибелло? – стал допытываться он. – Что-то о Хэтчере, да?

– Мы просто пошли пропустить по чашечке кофе, – сказал я, зачем-то скрытничая.

– Ты ничего не взял с собой на выход. Работал весь день и не ел. Сейчас уже, считай, стемнело, и это твой первый рабочий день. И Рибелло – он что, не поинтересовался, взял ли ты свой перекус?

– Откуда ты знаешь, что мы не пошли куда-то, где можно купить поесть?

– Рибелло ходит только в одно место, – сказал Пильсен. – И там еду не подают.

– Что ж, твоя правда. Мы пошли туда, где не подают еду, и сейчас я голоден. Так что, может, дашь мне пройти к столу, чтоб я…

Но Пильсен, крупный тип с пышными усами, вдруг рванул меня за отвороты и толкнул обратно к туалету.

– Что Рибелло говорил тебе о Хэтчере?

– Почему бы тебе у него не спросить?

– Потому что он патологический лжец. И это – не самый худший и не единственный его заскок. Приглядись, как он одевается, как себя ведет. Рибелло – псих, даром что очень хороший работник. И все, что он наговорил тебе о Хэтчере, – наглая ложь.

– Кое-что и впрямь звучало надуманно, – признал я. Спорить со здоровяком Пильсеном желания у меня не было, пусть даже в отношении Рибелло он был сто раз не прав.

– Надуманно – это мягко сказано, – хмыкнул Пильсен. – Хэтчер получил повышение – его перевели в один из региональных центров компании. Может, уже и в штаб-квартиру перебрался. Он был жутко амбициозный.

– Тогда к чему весь сыр-бор? Спасибо, что сообщил мне о карьерных успехах Хэтчера. А теперь, если не возражаешь, я все-таки вернусь к столу. Без шуток, я очень хочу есть.

Пильсен не сказал больше ни слова – лишь проводил взглядом. Кажется, весь остаток моего пребывания в офисе он следил за мной из своего угла – я ощущал на себе колкий взгляд, пока ел и одновременно корпел над бумагами, не теряя ни минуты. Впрочем, уже тогда я сомневался, что в этом неистовом рвении есть какой-то смысл, сколько бы Рибелло меня в этом ни уверял, напирая на избыток документов и нехватку рук. Но что-то упорно подсказывало мне, что в отношении Рибелло Пильсен все-таки неправ. А еще мне было интересно, всерьез ли Рибелло утверждал, что рабочий день у нас ненормированный: прошло еще несколько часов, но кроме него самого, никто не ушел домой с тех самых пор, как я прибыл в контору рано утром. Наконец кто-то из троицы, сидевшей позади меня, встал из-за стола. Пильсен прошествовал к выходу, влезая в пальто. Большущий портфель был при нем – видимо, он уходил с концами. Когда парадная дверь захлопнулась за его спиной, я выждал несколько необязательных минут – и ушел сам.

От конторы я удалился не больше чем на квартал, когда мне снова попался на пути Рибелло. Наряд он сменил, но тот все так же смотрелся собранным с миру по нитке.

– Уже уходите? – спросил он, поравнявшись со мной.

– Да. Я думал, и вы ушли домой поспать.

– Так и есть. Был дома, поспал немного. А теперь возвращаюсь на работу.

– Я говорил с Пильсеном… вернее, он – со мной.

– Понимаю, – сказал Рибелло. – Прекрасно понимаю. Он спросил, полагаю, что я говорил о Хэтчере.

– Верно, – заметил я. – И сказал вам, что каждое мое слова – чепуха, что я известный смутьян и сочиняю истории, которые выставляют компанию в дурном свете.