Позвонил Джимми – порадовался, что брат отвечает на телефон целых два раза за день.

Его голос помог Петеру немного развеяться. Никто лучше Джимми не умел сделать сложное простым. Слыша в трубке голос брата, Петер легко мог представить его ребенком. Джимми был сильным и упрямым, в то время как Петер всегда держался позади, боязливый и неуверенный в себе. Его по-прежнему преследовали воспоминания о том несчастном случае. В любое время дня и ночи ему могла явиться картина, как Джимми раскачивается все выше и выше, качели почти делают «солнце» – и тут он срывается и летит вниз. «Как птица», – успел подумать Петер, прежде чем брат рухнул на землю, со всей силы ударившись головой о камень.

Возможно, именно эти воспоминания вывели его из равновесия, когда Ильву охватила депрессия. Он был словно запрограммирован на то, что тяжелые болезни не имеют конца. Поэтому он предал ее тогда, злоупотребил ее доверием.

Но она приняла его обратно. И больше он ее не покинет.

– Там снаружи кто-то стоит, – понизив голос, сказал Джимми.

– Так впусти его. – Петер почти не слушал. – Или ее.

– Это мужчина. Он заглядывает в окно.

– Он стоит и заглядывает в твое окно? – Петер отложил документ, который только что читал.

– Нет, не в мое.

Стоит ли воспринимать его слова всерьез? Порой Джимми хуже всякого ребенка понимал, что происходит вокруг. Он видел то, что хотел видеть, и делал те выводы, которые ему нравились.

– Как он выглядит – тот, который смотрит в окно?

– Не вижу, он стоит ко мне спиной.

Петер прекрасно представлял себе нынешнее жилище брата. Несколько домиков с роскошным парком позади. Там находился пансионат для инвалидов «Монгорден» и дом престарелых – он был виден из окна Джимми. Петер пытался сообразить, что такое может видеть брат. Влюбленный старичок высматривает даму сердца, которая пленила его во время игры в лото?

– Он старый?

– Не очень.

Когда Джимми по окончании школы переехал в пансионат, Петер возражал. Ему не хотелось, чтобы его брат жил по соседству с домом престарелых. Но родители настояли: Джимми полезно жить в спокойной обстановке, где нет толпы и шума под окнами.

– Как бы ты ни желал этого, – сказала мама, – Джимми все равно никогда не станет таким, как ты. В центре города он просто не сможет жить. Вот так обстоит дело.

Со временем Петер осознал, что этот дом как нельзя лучше подходит Джимми. Здесь мир казался достаточно маленьким, чтобы брат мог ощущать себя большим. Это дорогого стоило.

– Он обернулся, – прошептал Джимми. В его голосе звучал страх. – Смотрит на меня.

– Проклятье! Отойди от окна, немедленно!

Он услышал, как Джимми куда-то бежит с телефоном, потом отдаленный голос одной из сотрудниц:

– Джимми, ну что ты опять придумываешь?

Петер вздохнул. Опять буря в стакане воды.

Закончив разговор, он отложил телефонную трубку и попытался снова сосредоточиться на деле. Фредрика указала на связь между Морганом Аксбергером и Теа Альдрин. Они были участниками киноклуба, который перестал существовать еще в 1970-е годы. Не работай Вальтер Лунд в концерне Аксбергера, Морган был бы им совершенно неинтересен.

Вопрос, скорее, в том, представляет ли он вообще какой-либо интерес.

Петер считал, что вся эта история с киноклубом – дела давно минувших дней, однако проверить его все же стоило. Учитывая, как много, по утверждению Фредрики, о них в свое время писали в газетах, наверняка можно что-то найти в Интернете. Запрос по названию клуба – «Ангелы-хранители» – дал огромное количество ссылок.

Тогда он ввел в строку поиска «Ангелы-хранители» и «Теа Альдрин». Ссылок стало меньше. Он обнаружил и статьи, и фотографии – явно больше, чем успеет просмотреть. Двигая мышью, Петер постарался оценить объем материала, глянул на снимки. И был вынужден согласиться с Фредрикой: и лица, и имена были ему незнакомы.

Последний клик мышью, последняя фотография.

И тут на экране появилось то, чего он меньше всего ожидал.

Спенсер Лагергрен – подписанный снимок недавно избранного члена клуба. Таким образом, он был связан и с Теа Альдрин, и с Морганом Аксбергером.

Петер еще долго сидел у компьютера, пытаясь переварить увиденное. В голове вертелась одна мысль. Не может такого быть, чтобы эту же информацию не нашла Фредрика.

Допрос свидетеля Алекса Рехта

03.05.2009, 10.10

(запись на диктофон)

Присутствуют: Урбан С., Рогер М. (следователи), Алекс Рехт (свидетель).

Урбан: Итак, вы отправили Петер Рюда в Упсалу, домой к бывшей жене Спенсера Лагергрена?

Алекс: Да.

Урбан: Как вы считаете, это было разумно?

Алекс: На том этапе я считал приоритетной задачей определить, стоит ли нам вообще заниматься Спенсером Лагергреном. Поэтому мы связались с его бывшей женой.

Рогер: Часто случается, что убийцы заранее рассказывают своим женам о задуманном преступлении?

Алекс: На такие вопросы я отвечать не намерен.

Рогер: Вы должны отвечать на все наши вопросы.

(Молчание.)

Урбан: Почему вы сразу не проинформировали Фредрику Бергман?

Алекс: Мне показалось совершенно излишним вовлекать ее в это дело, пока мы не уяснили себе ситуацию.

Рогер: А Диана Тролле?

Алекс: Какое отношение она имеет к Спенсеру Лагергрену?

Рогер: Я говорю не о том, какое отношение Диана Тролле имеет к Спенсеру Лагергрену, а о том, какие у вас были с ней отношения.

Алекс: По этому поводу я также не намерен давать комментариев. Насколько я понимаю, меня вызвали не для этого.

Урбан: Вы совершенно правы. Вы здесь потому, что руководили следствием, которое привело к трагедии. А наша задача – выяснить, почему это произошло. Договорились?

(Молчание.)

Рогер: Мы прекрасно понимаем, что вам пришлось очень тяжело. Дело Ребекки Тролле стало для вас первым трудным делом после смерти жены.

Алекс: Не смейте примешивать сюда Лену.

Урбан: Мы только констатируем факты в данном деле. Стараемся вам помочь. Имелось множество подозреваемых, и вдруг в материалах следствия появляется фамилия сожителя одной из сотрудниц. Одновременно с этим вы нашли часы адвоката. Ясное дело, вы были потрясены.

Алекс: На том этапе нам еще не было известно, что это часы адвоката.

Рогер: А что вам, собственно говоря, было известно?

Алекс: Что Ребекка на момент смерти была беременна. Что она пропала не по собственной воле. Что ее убил и расчленил некто, уже совершивший убийство за тридцать лет до того.