— Мы пользуемся разными источниками информации, — спокойно ответил Яковлев. — Итак, что будем делать, Борис Эдуардович? Признаваться или отпираться?

Шлегель посмотрел на Турецкого. Тот продолжал курить с таким видом, словно все происходящее в кабинете его совершенно не касалось. Шлегель перевел взгляд на Яковлева.

— Вас же совсем не интересуют мои сексуальные похождения, — пророкотал немец. — Вы хотите, чтобы я в чем-то признался, так?

— Только если вам есть в чем признаться, — ответил Яковлев. На его губах появилась едва заметная улыбка. — Ну так как, Борис Эдуардович? Вам есть в чем признаться?

Некоторое время Шлегель молчал, ероша волосы и гневно поглядывая на сыщиков. Потом сказал:

— Ваши условия?

— Вы рассказываете нам о своем сотрудничестве со Старшиной и Львом Камакиным — подробно и обстоятельно. Мы же в свою очередь снимаем с вас обвинение в изнасиловании. А это… — Яковлев ткнул пальцем в папку, — останется между нами.

— Что именно вас интересует? — спросил Шлегель.

— Все. Особенно обстоятельства смерти вице-мэра Костюрина.

Лицо Шлегеля помрачнело еще больше.

— Если я признаюсь в мокрухе, меня засадят пожизненно, — сказал он.

— Если будете хорошо себя вести, лет через пятнадцать сможете выйти на свободу, — возразил Яковлев.

Шлегель хищно сощурил на него глаза и облизнул сухие губы.

— Это вилами по воде писано, — глухо проговорил он.

Яковлев пожал плечами:

— Все лучше, чем ничего. В противном случае вашу задницу превратят в доску для игры в «дартс». А наигравшись, забьют насмерть или удавят ночью чьим-нибудь вонючим носком. Вот таким бесславным будет конец знаменитого киллера Бори Сибиряка. Вы же этого не хотите?

— Здорово вы меня обложили, — сказал, хрустнув суставами кулаков, Шлегель. — Как волка.

— На то мы и охотники, — ответил в тон ему Володя Яковлев.

— Ладно. Видно, мне и впрямь некуда деваться.

Некоторое время немец молчал, задумчиво разглядывая свои кулаки. Брови нахмурены, губы плотно сжаты. Широкий лоб прорезали морщины.

— Заказ на Костюрина я получил от Старшины… — медленно заговорил Шлегель. — То есть от Селиванова. — Он поднял взгляд на Яковлева. — Знаете его?

— Наслышаны.

Шлегель кивнул и продолжил:

— До этого я почти неделю следил за Костюриным. Тоже по поручению Старшины, но заказ исходил от Льва Камакина. Я должен был установить, не встречался ли Костюрин с кем-нибудь из… — Тут Шлегель запнулся, посмотрел на Яковлева и закончил фразу: — Представителей правоохранительных органов.

— Это еще для чего? — поднял брови Яковлев.

— Вероятно, Камакин хотел обезопасить себя. Он в это время был в Венеции со своей девушкой. На мой взгляд, вся эта слежка была глупой затеей. Но мне платят не за то, чтобы я высказывал собственное мнение.

Шлегель вновь замолчал, размышляя о чем-то, и Яковлеву пришлось самому вывести его из задумчивости:

— Продолжайте!

Брови Шлегеля вздрогнули.

— Операция по устранению вице-мэра Костюрина не готовилась заранее, и мне пришлось импровизировать, — сказал он. — Все произошло внезапно. Думаю, Камакин узнал, что Костюрин копает под него, и позвонил Старшине. Костюрин собирался ехать в администрацию президента, и нужно было срочно его перехватить.

— И вы перехватили?

Немец кивнул:

— Да.

— Кто сидел в черной «Волге»?

— Сам Старшина. Кстати, это для него очень необычно. Он никогда не засвечивается на месте… ликвидации. А тут… — Шлегель пожал плечами. — Думаю, дело затрагивало и его интересы, поэтому он решил лично убедиться, что все в порядке. Другого объяснения у меня нет.

Шлегель перевел взгляд на Турецкого. Тот курил, глядя в потолок.

— Вы что-нибудь знаете о совместных делах Камакина и Селиванова? — спросил Яковлев.

— Я знаю только то, что у них есть общие дела. А какие… понятия не имею. — Шлегель пожал плечами.

— Хорошо. Тогда продолжим.

Яковлев пытал Шлегеля вопросами еще около получаса, после чего немец вытер ладонью потный лоб и сказал севшим голосом:

— Что-то я устал. Можно мы продолжим в другой раз? Главное ведь я вам уже рассказал.

Яковлев посмотрел на Турецкого.

— Ну как? Дадим ему отдохнуть?

— Почему бы и нет, — ответил Александр Борисович.

Перед тем как выйти из кабинета, Шлегель обернулся и сказал:

— Помните о своем обещании. И еще — передайте от меня привет Камакину, когда будете его брать. Я не стану возражать, если он попадет ко мне в камеру.

— Мы учтем ваше пожелание, — усмехнулся Яковлев.

5

Володя Яковлев был, как всегда, аккуратно, с иголочки, одет, чисто выбрит и элегантно причесан. Володя был невысок ростом, но прекрасно сложен, и костюм сидел на нем как влитой.

Последние несколько дней Яковлев занимался старыми делами. Работа была сложная, поскольку разыскать фигурантов тех дел было почти невозможно. Кто-то уехал из Москвы (а иные и из России), кто-то сменил адрес, а кто-то и фамилию. Тем не менее Володя продолжал копать — упорно и педантично.

Занимаясь делом об убийстве директора Черемушкинского рынка Барыкина, Яковлев вышел на одного пенсионера. Четверть века назад тот был коллегой и приятелем Льва Камакина.

Игорь Михайлович Петров был простым пожилым, небритым и изрядно потрепанным мужиком. Курил он исключительно «Беломор», о чем сразу же сообщил Володе Яковлеву, когда тот пытался угостить его сигаретой.

— Я эти ваши импортные вонючки не переношу. Я человек старой, советской, закваски.

Закурив, он скосил на Яковлева красные глаза и сказал:

— Я тогда тоже простым мясником работал, но с Камакиным мы общались мало. Он вообще смотрел на всех свысока. Помню, у Лёвы тогда были какие-то разногласия с директором рынка Барыкиным.

— Разногласия? Какого рода?

— М-м… — Петров сдвинул брови. — Я уже не слишком хорошо помню, но по-моему, Камакин пытался наварить левые деньги в обход Барыкина. Он крутил свои дела с кавказцами, отгружал им мясо… Ну, в общем, что-то в этом роде.

— Попытайтесь вспомнить подробности, — сказал Яковлев. — Это очень важно.

— Да сколько воды-то утекло! Разве ж тут вспомнишь? Хотя постойте… — Петров усмехнулся. — А ведь я помню, как они ссорились. Барыкин орал так, что его нельзя было не услышать. Прямо ногами топал.

— Кричал о чем?

— Да все о том же — о мясе, которое Камакин продавал налево. Грозился его уволить. И еще, если я ничего не путаю, он требовал, чтобы Лёва вернул ему деньги. О черт! — Красные глазки Петрова блеснули. — Да ведь он давал ему три дня! Три дня, чтобы Камакин вернул деньги. А иначе грозился сдать его мен… ну то есть в милицию. — Петров покачал седой головой. — Это ж надо, оказывается, еще что-то помню.