Вернувшись в гостевой дом, Ребус пробыл там ровно столько, сколько требовалось для зарядки телефона и прокладки кратчайшего маршрута до Абердина. Выходило, что лучше ехать по А96. Правда, расстояние составляло около сотни миль, и это удерживало Ребуса. Но с другой стороны, как только Робертсон оклемается, его и след простынет. Сегодня, возможно, у Ребуса был единственный шанс. Он осторожно спустился по лестнице и вышел из дома, ломая голову над тем, как лучше сообщить грустную новость спящему «саабу».

Он добрался до Королевской больницы Абердина в двенадцатом часу. В городе он не был сто лет и не увидел никаких знакомых ориентиров. Абердин жил нефтью, и все промышленные сооружения, мимо которых он проезжал, имели, насколько он понял, отношение к нефти. Он дважды заблудился, но наконец увидел знак, указывавший на больницу. Ребус припарковался на площадке для машин «скорой помощи» и поспешил внутрь. Приемный покой являл кошмар клаустрофоба, а тот, кто решил покрасить стены в бежевый цвет, был убийцей по жизни. Заспанная регистраторша отправила его к лифтам. Ребус поднялся на два этажа, распахнул дверь в отделение и объяснил дежурной сестре, что он полицейский и должен побеседовать с пациентом по фамилии Робертсон. В палате он увидел восемь кроватей, семь были заняты. Один человек бодрствовал, нацепив наушники и глядя в книгу.

Остальные как будто спали, кто-то громко храпел. Над кроватью Томаса Робертсона была лампа, и Ребус включил ее, осветив опухшее лицо. Глаза подбиты, подбородок рассечен, рана ушита толстой черной нитью. На носу — предположительно сломанном — бинт. Переломаны пальцы, в том числе один на ноге; выбит зуб, отбиты почки…

— Кто-то над тобой потрудился, Томми, — произнес Ребус, подтаскивая к кровати стул и садясь.

На тумбочке рядом стоял графин. Он наполнил стакан и залпом его осушил. После езды в висках у него стучало, ладони пощипывало — слишком долго крутил баранку. Он открыл тумбочку и вынул бумажник Робертсона. Кредитки, водительские права и сорок фунтов наличными.

Никакого ограбления, как и говорил Ормистон. Ребус вернул бумажник на место. Носовой платок, немного мелочи, ремень, часы с разбитым циферблатом. Он закрыл дверцу и подался вперед, так что его рот оказался в считаных дюймах от уха Робертсона.

— Томми? — позвал он. — Ты меня помнишь?

Он надавил пальцем на висок спящего. Веки Робертсона дрогнули, и он издал низкий стон.

— Томми, — повторил Ребус. — Пора просыпаться.

Робертсон подчинился, дернулся, и его лицо сразу исказилось гримасой боли, а по телу словно прошла судорога.

— Добрый вечер, — приветствовал его Ребус.

Робертсону понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, где он. Он облизнул сухие губы и только после этого уставился заплывшими глазами на посетителя.

— Кто вы? — прохрипел он.

Ребус налил в стакан воды и поднес к губам Робертсона.

— Полицейское отделение в Перте. Я у стены стоял.

Он убрал стакан в тумбочку.

— Что вы здесь делаете?

— У меня к тебе пара вопросов о Фрэнке Хаммеле.

— О ком?

Ребус описал Хаммеля и выжидающе замер. Робертсон моргнул и попытался покачать головой.

— Не знаешь? Выходит, он в кои веки раз снизошел до правды — говорит, что тоже тебя не знает. Но кто-то же это сделал.

— На меня наехали, и все дела.

Он пришепетывал, слова со свистом вырывались через зазор на месте зуба.

— Наехали?

— Какая-то шпана.

— Что это за шпана, которая ничего не берет? И это случилось у пристани?

— У пристани?

— Как по-твоему, Томми, где ты находишься? — Ребус натянуто улыбнулся. — Не знаешь? Тебя взяли за баром в Питлохри и увезли куда-то. Держали там, пока не убедились, что ты не имеешь никакого отношения к Аннет Маккай… вот тебе, кстати, новость: ее тело нашли в лесу неподалеку от Инвернесса. А рядом — еще четыре. Так что мы тебя вычеркиваем. Теперь понятно, почему ты здесь, а не в мелкой могилке.

Ребус увидел, что попал в точку. В глазах Робертсона неожиданно появился страх.

— Что такое?

— Ничего, — ответил Робертсон, пытаясь качать головой. — Говорю вам: на меня напали.

— А в каком городе на тебя напали, Томми? Нет, тебя сюда привезли и бросили на помойке. — Ребус помолчал. — В любом случае ты больше не интересуешь Хаммеля. Но если хочешь получить маленькую страховку, тебе придется сказать, что это был он.

— Сколько раз повторять? Я никогда о нем не слышал.

Возле кровати выросла медсестра.

— Все в порядке? — шепнула она подчеркнуто.

— Я хочу спать, — сказал Робертсон.

— Конечно.

— Можно чего-нибудь от боли?

— Через два часа.

— Если бы дали сейчас, я бы, может, проспал до утра. Сестра положила руку на плечо Ребуса.

— Вы должны уйти, а то перебудите других пациентов.

— Еще пять минут.

Но та упрямо покачала головой.

— Убирайтесь, — сказал Робертсон.

— Я могу прийти завтра.

— Приходите сколько угодно. Ничего нового я не скажу. — Робертсон уставился на сестру. — Это не по правилам, чтобы меня так мучили. Мне без того плохо…

— Я проделал немалый путь, чтобы тебя увидеть, мешок ты с дерьмом.

— Уходите сейчас же, — велела сестра, еще сильнее сжимая плечо Ребуса. — Или вас выдворят силой.

Ребус прикинул, стоит ли упрямиться, — решил, что незачем, и встал.

— Еще увидимся, — пообещал он Робертсону и надавил ему на руку с перебинтованными пальцами.

Робертсон взвыл достаточно громко, чтобы заткнуть храпуна и разбудить остальных.

— Похоже, ему все же нужно лекарство, — уведомил Ребус сестру и направился к лифтам.

Той же ночью в номере, забронированном и оплаченном Северным территориальным управлением полиции, Даррил Кристи сидел за столом перед ноутбуком и заряжавшимся телефоном. Он уже поговорил с матерью и братьями, а также с соседкой, которая приглядывала за всеми троими. Потом он позвонил отцу, рассказал об опознании, но умолчал о присутствии Фрэнка Хаммеля. Наконец настала очередь Морриса Джеральда Кафферти.

— Как ты там, держишься? — спросил тот.

— Не беспокойтесь. Это ставит крест на вашей версии, будто в дело замешан Фрэнк.

— Принято.

— Тогда зачем мне с вами говорить?

— Затем, что ты по-любому малыш с амбициями.

— Я не «малыш». А вся эта чушь, что вы мне наговорили про врагов Фрэнка, — с чего вы взяли, что я не причислю к ним вас?