— И мозго… веды, — говорит Вилли, глядя на меня сквозь дно пустого стакана, словно сквозь лупу ювелира (может, он ищет на мне микрофон?), — я тебе без балды говорю, мозговеды отстали. Морин спросила меня: «Вы пополнели в последнее время?» — и я согласился: «Да, и еще как!» Затем она задала вопрос: «У вас поредели волосы, не так ли?» — на что я ответил: «Да, есть немного!» А она взяла блокнот и ручку, как доктор, выписывающий рецепт, и вручила мне листок с телефонами и адресами клиник для желающих похудеть и специалиста по выпадению волос. Представляешь?!

Вилли думает, что в его квартире понатыкали «жучков» и заплатили Лори, чтобы она уехала из города, но я не могу себе это представить.

* * *

Как-то вечером, в пятницу, я получаю сообщение по электронной почте от Вилли. Но его нет в кабинете напротив меня, а в сообщении стоит обратный адрес «ЛАФФЕРТИЛ». Он прислал его со старого рабочего места Лори, из «Черной дыры».

«Я ЕГО УБЬЮ», — говорится в нем (и нет необходимости спрашивать, кого «его»). Но там не просто говорится это: в письме около десяти страниц с обычным интервалом, заполненных «Я ЕГО УБЬЮ» сверху донизу. Сперва я подумал, что он напечатал одну строчку, скопировал ее, а потом продолжал ее вставлять до бесконечности, потому что все, что я увидел, пролистывая страницу за страницей, — это тысячи и тысячи «Я ЕГО УБЬЮ». Но затем я замечаю здесь и там небольшие различия: орфографические ошибки, лишние пробелы — и понимаю, что он все это напечатал сам, до последней точки.

Я отсылаю ему письмо, в котором лишь одно слово «Почему?», но ответа не приходит. В открытую дверь напротив я вижу кабинет Марка Ларкина, сидящего за своим столом… В любую секунду Вилли может пробежать мимо, ворваться в кабинет и продырявить ему голову. Но этого не происходит.

Несколько недель назад я начал сохранять некоторые из сообщений Вилли, вроде этого, и сейчас отправлю «Я ЕГО УБЬЮ» в ту же папку. Если кто-нибудь когда-нибудь вышибет Марку Ларкину мозги, я не хочу оказаться крайним.

— Ты помнишь тот день, когда Марк Ларкин впервые появился на работе? — спрашивает меня Бетси Батлер.

Мы сидим в греческой кофейне напротив «Крукшэнкс» и впервые обедаем вместе. Каждый раз, когда она меня спрашивает, не помню ли я чего-нибудь, это уже примета такая — я знаю, что меня ждут неприятности.

— Конечно, помню. Такие вещи не забываются.

— Я, кажется, подошла к твоему столу и посоветовала тебе поладить с ним.

— Это было нелегко.

Она рассказывает мне (к счастью, всего лишь минуты три) о своих первых десяти годах в «Версале»: о столкновениях, гадком к себе отношении и о вражде, с которыми ей пришлось примириться. Теперь она считает тех людей лучшими друзьями.

— Ты когда-нибудь думал о том, чтобы уйти из «Ит»? — спрашивает она.

О нет. Неужели это первый стук в дверь перед тем, как ее вышибут?

— Честно? Никогда не думал.

— Ты неплохой работник, и мы ценим тебя.

— Марк Ларкин рекомендовал когда-либо мою статью о Лерое Уайте?

— О да! И даже очень настойчиво.

— Что ж, это хорошо.

— Видишь, Захарий, ты зря считаешь его врагом.

Я только что удобно устроился — клавиатура лежит у меня на коленях, а ноги на столе — и работаю над статьей об Энтони Бьючампе. Вилли взял больничный.

Бледная Джеки Вутен проходит мимо и подозрительно тихим голосом сообщает:

— Собрание в конференц-зале. Прямо сейчас.

По коридору уже раздаются топот шагов и цоканье каблучков. Я осторожно кладу клавиатуру на стол. Голос Джеки выдает, что случилось что-то очень серьезное, из ряда вон выходящее.

Марк Ларкин выходит из своего кабинета. Он протирает очки носовым платком… его глаза выглядят подозрительно влажными.

— Ты не мог бы впредь не класть ноги на стол? — говорит он.

— Регины нет даже в Нью-Йорке.

— Зато я здесь.

Минутой позже все, включая сотрудников из отделов маркетинга и рекламы, набиваются в большой бежевый конференц-зал. Присутствует даже Тэд Таррант, издатель «Ит».

Вилма Уотс (одетая в ярко-фиолетовое платье и с фиолетовыми ресницами), как гонец, приносящий дурные вести, сообщает:

— Вчера умерла Шейла Стэкхаус.

Раздаются несколько сдавленных вскриков и один-два вздоха. Я оглядываюсь по сторонам: кто-то немедленно утыкается взглядом в пол, кто-то возводит глаза к небу, кто-то горестно покачивает головой, но кое-кто делает то же, что и я: осматривает окружающих.

— Она скончалась у себя дома, в окружении членов своей семьи, — продолжает Вилма. — Я сегодня разговаривала с ее мужем, и он сообщил, что она умерла легко.

Марсель Перро крестится. Растерянная Лиз жмется к Оливеру.

— Мы собираемся пустить конверт по этажу, а Байрон займется открыткой для семьи, в которой, я надеюсь, вы все распишитесь.

Нам сообщают, что денежные пожертвования пойдут на нужды благотворительного фонда: помня розы от Регины и холодную прощальную записку, написанную Вилмой, семья Шейлы, возможно, больше никогда в жизни не сможет спокойно посмотреть ни на один букет.

Марк Ларкин снимает очки, без которых он выглядит лет на десять старше. Он не плачет, но глаза у него влажные, и он снова протирает линзы.

«Вот повезло ублюдку, — думаю я. — Теперь он…»

— Марк Ларкин, — объявляет Вилма, — назначается на должность старшего редактора на постоянной основе. Регина звонила и сказала, что появится на работе в следующий вторник.

Затем мы все расходимся по своим рабочим местам.

После этого собрания мне необходимо переговорить с Джеки — она объявила о своей помолвке с доктором на прошлой неделе (у нее кольцо размером с обруч с бриллиантом) — о направленности моей статьи о Бьючампе. Мне сказали, что тема очень щекотливая, потому что Энтони Бьючамп обдирал как липку художников в семидесятых-восьмидесятых, а потом перепродавал их картины важными «шишкам» в «Версале», вроде Гастона Моро, Родди Гриссома-старшего, Корки Харрисона и Регины Тернбул. Я говорю Жаклин, что решил, вместо прямого упоминания этого факта, намекнуть на него, а затем быстро и ловко уйти в сторону от этой темы.

— Это ужасная весть о Шейле, правда? — говорит она.

— Да. Она была хорошим боссом.

— И это, наверное, большой удар для Марка Ларкина.

Не вижу логики: если назначение его старшим редактором на постоянной основе, а не на время пока-Шейла-победит-рак — это удар, то я бы от такого удара тоже не отказался.

— И насколько для него этот удар велик?

— Я думаю, что ты не знаешь. Не рассказывай этого никому, Захарий: Марк Ларкин лоббировал назначение Бетси и Реганы на должности Корреспондент, Специальный: С широкими полномочиями.