Что-то сверкает у меня в голове яркой белой молнией, и я говорю ему:

— Ты хорошо помнишь свои первый день на работе, когда ты не знал, как принести Регане кофе? Ты сказал кое-что и о Вилме… я не помню в точности что, но, может быть, ты помнишь?

Он вскипает на секунду, затем двигает сжатыми губами по кругу и продолжает тему:

— Ты читал «Макбет»? Тебе не кажется, что следовало упомянуть о нем в рецензии? Или ты не понял, что действие книги основывается на «Макбете»?

— Не помню, заметил ли я это или нет. Честно говоря, мог и не заметить. Может быть, есть обозреватели, которые не могут уловить сходства «Вестсайдской истории» или «Поцелуй меня, Кэйт» с… Ах да! Ты сказал, что не понесешь кофе негриле. Или что-то в этом роде.

— Вилма, я никогда не говорил ничего подобного. И это не имеет никакого отношения к…

Я поднимаюсь и оставляю их наедине, пусть Марк Ларкин извивается в своих слаксах перед наемным убийцей от Регины Тернбул.

* * *

Я забираю Лесли возле ее дома с фасадом из бурого песчаника в девять тридцать. На мне самая дорогая одежда, которую я когда-либо носил, каждая складка которой буквально кричит: «СОВЕРШЕННО НОВАЯ». Все вещи я купил специально для сегодняшнего вечера, нашего первого посещения салона Мэг Банч.

(В вагоне метро я случайно замечаю маленький ярлычок «Инспектор 903» на кармане своего нового пиджака. Я понимаю, что на их помпезном сборище «Инспектор 903» вполне может изобличить меня, обособить от их общества, вручить мне длинный шест и указать идти чистить бассейн какого-нибудь урода.)

Лесли спускается вниз спустя десять минут после того, как я позвонил в ее дверь. Она прекрасно выглядит в сиреневом шелковом платье с открытой спиной, шарфе и блестящих сиреневых чулках. От нее также исходит светский запах сирени.

— Дорогая, ты не хочешь подняться наверх, чтобы по-быстрому?.. — спрашиваю я.

— Что, выпить? — спрашивает Лесли.

— Нет, перепихнуться. Я закачу твое платье, приспущу трусы, мои брюки будут на щиколотках, как кандалы, и хотя я буду выглядеть глупо, но…

— Перестань, пожалуйста. Мы уже опаздываем.

* * *

Мэг Банч живет в районе Пятой авеню и Шестидесятой улицы. Ее квартира — оживший разворот из журнала «Хиэ», декорированный дизайнером интерьеров Марион Белл, кредо которой «Блеск! Пестрота! Сияние!». Повсюду высокие зеркала, нарядная позолота и без единого пятнышка серебро. Пол выложен блестящей черно-белой мраморной плиткой, глядя в которую можно различить каждую ресничку на расстоянии шести футов. Шикарные люстры издают мягкое позвякивание, мебель обита черной кожей, свет, хотя и приглушенный, оживляет комнаты крошечными искорками, вспыхивающими при отражении от хрустальных подвесок светильников. Мраморные плитки и огромные зеркала отбрасывают блики от позолоты и серебряных деталей обстановки.

Как только мы входим, я издали замечаю среди толпы стройную фигуру ростом в шесть футов один дюйм Триши Ламберт с новой геометрически безупречной прической Клеопатры. Достаточно лишь взглянуть на нее, а потом лишь греться в преломленном сиянии ее «Стилей времени».

Я тихонько говорю Лесли:

— На горизонте кое-кто, кому я не нравлюсь.

— Чепуха! Ты со мной!

— Охххх, я так рада, что вы смогли прийти, — щебечет Мэг Банч.

Она подставляет мне щеку, и я целую ее, затем она подставляет мне другую щеку, и я целую ее тоже, потом она подставляет мне первую щеку снова, но этот раз я пропускаю.

— Просто бросьте куда-нибудь свои пальто, — говорит Мэг.

Я беру верхнюю одежду Лесли (что-то измятое из чирка) и, пока она вплывает в толпу человек из пятидесяти, не меньше, пытаюсь найти спальню. Проходя мимо Томаса Лэнда, я бросаю: «Том! Хай!» (Я не хочу и не стану заставлять себя называть этого раболепствующего урода, называя его Томасом.)

— Захарий, вот это сюрприз, — говорит он.

— Приятный, я надеюсь.

Он улыбается, но после того, как я сообщаю, что у меня есть несколько задумок для «Бой» (все из них были отвергнуты «Ит», так зачем выполнять работу, если можно этого не делать?), он ускользает в компанию высокопоставленных преуспевающих людей.

Донна Римз, фотограф, проходит мимо меня с чувственной моделью, демонстрирующей нижнее белье по имени Тони (известной в мире моды как «Большой мешок»); я спрашиваю ее, где находится спальня, и она мне указывает направление. В узком коридоре, увешанном зеркалами, я, к своему изумлению и смятению, натыкаюсь на…

— Айви?

— Привет, Зак!

— Ты здесь?

— Сама не могу поверить. Это мой первый визит в великосветский салон.

— Мой тоже. Хотя мне больше по душе салуны, чем салоны.

Приятно видеть, что сегодня она одета не в черном — на ней темно-синее платье, и волосы заплетены в косу.

— Вообще-то, я здесь только из-за своего отца, — говорит она извиняющимся тоном.

Я хочу сказать, что я здесь только потому, что у меня тут свидание, но вместо этого говорю:

— Я так и подумал.

— Ты один?

Я чувствую, что под ее взглядом моя кожа становится прозрачной, как у методической куклы для занятий по анатомии, и теперь на просвет видны все мои внутренние органы, кости, мышцы и сосуды.

— Нет, я не один. (Ее взгляд застывает на моих легких.)

— А ты? Ты сегодня «кавалер без дамы»?

— Нет. Я с Тоддом, новичком. (Теперь она смотрит на мои гланды.)

— Ох, он нравится тебе?

— Он немного тормозной, но я не хотела приходить одна, ты понимаешь?

— Да, конечно, я тебя понимаю.

Три худые, как швабры, женщины: одна в золотом платье из ламе, другая в брючном костюме с блестками, а третья в светло-голубом «черт-его-знает-в-чем», — проходят мимо, и свет люстр рикошетит от них и от зеркал, ослепляя меня на короткий миг. Айви «проверяет» мои поджелудочную и печень.

— Ты ладишь с Лесли? — спрашивает она меня без тени горечи в голосе.

— Приходится, — отвечаю я, пожимая плечами.

Остаток вечера я провожу, избегая встреч с Айви и Лесли, хотя стараюсь держать их обеих в поле зрения: Лесли — потому что опасаюсь того, что она может немного перебрать джина; Айви — потому что опасаюсь, что она может немного перебрать с «весельем». Триша Ламберт бросает на меня неприязненные взгляды (и это человек, которому я ни разу не сделал ничего дурного, за исключением того, что знал ее мужа еще в те времена, когда он был никем, как я сейчас). Я увлекаю в сторону Тодда и болтаю с ним минут десять только для того, чтобы с разочарованием выяснить, что, несмотря на некоторую неуклюжесть и немного снобистский для его лет характер, он в целом неплохой малый. Однако мне совершенно не нравятся его очки — маленькие, овальные и совсем не стильные, носки у него безобразные и не подходят к туфлям, у него нечистая кожа, а его голос действует мне на нервы, и… и… и мне просто хочется взять один из тысячедолларовых стульев и сломать его о голову парня, а потом схватить Айви за руку и сбежать с ней с этой ужасной вечеринки.