– Вот как? – произнесла я, стараясь не показывать моего удивления, что его все еще интересует семейство Маниго и их призраки.

– Она хранит записку или письмо – нечто очень старое и зачитанное, что оно почти превратилось в клочья, – в коробке в форме головы Санта-Клауса в ее рождественской комнате. Думаю, это что-то важное. Но, поскольку она не в курсе, что я видел, как она вынимала эту бумагу и убирала обратно, а она сама не упомянула об этом, я не могу заговорить с ней на эту тему. Но если ты не знаешь, о чем спросить Уильяма, когда будешь говорить с ним, думаю, это было бы хорошим началом. Потому что тогда, если ты спросишь ее о записке, она поймет, что ты действительно говорила с ним.

Его слова стали своего рода оливковой ветвью примирения, и я с радостью ее приняла.

– Спасибо, – поблагодарила я. – Обязательно. – Я не стала говорить ему, что уже сделала несколько нерешительных попыток связаться с Уильямом. Моя жизнь вновь вошла в размеренное русло, как то было до того, как я встретила Джека, и до того, как мать вернулась в мою жизнь. И я не была уверена, что хочу вновь раскачать ее, словно лодку, и отклониться от привычного курса.

Я зашагала к лифту, когда его голос вновь окликнул меня:

– Я тут на днях прочитал одну вещь и тотчас подумал о тебе.

Польщенная тем, что Джек обо мне думал, – по моим венам даже пробежали приятные электрические импульсы, – я с улыбкой повернулась к нему:

– Что именно?

– Жизнь начинается там, где заканчивается ваша зона комфорта. Это было вышито на подушке в витрине магазина.

Я затаила дыхание, судорожно подыскивая слова, чтобы объяснить ему, что я вполне довольна собой, что не всем нужно выскакивать из самолетов, прыгать с кем-то в постель или раздражать злых духов, чтобы ощутить вкус жизни. В моей жизни было немало вещей, которые приносили мне радость. Просто в данный момент я не могла припомнить ни одну из них.

Вместо того чтобы отвечать или молча стоять в коридоре в ожидании лифта, я зашагала вниз по лестнице. Стук моих каблуков по деревянным ступеням – вот и весь мой грустный и жалкий ответ на его вызов.

Сумерки в Чарльстоне опускаются на город, словно неожиданный сюрприз, окрашивая церковные шпили и оштукатуренные дома оттенками розового и фиолетового, окутывая город шалью эфирного света. Меня постоянно мучил вопрос, не эта ли красота и есть одна из причин, почему так много бывших жителей отказывались покинуть город даже после смерти.

Я застала мать в палисаднике перед домом, где я сама когда-то проводила много времени с бабушкой. Должно быть, это место было особенным и для моей матери, поскольку она поручила отцу воссоздать точную копию сада моего детства.

Перед ней стояла нетронутая чашка чая с опавшими сливками поверх остывшей жидкости. Лежащий у ее ног Генерал Ли несколько раз лениво помахал в знак приветствия хвостом, затем снова опустил голову и закрыл глаза.

Моя мать посмотрела на меня, но, лишь сев с ней рядом, я в тусклом свете увидела, что на ее лице нет улыбки. Ее руки были сложены на коленях, на кованом железном столике перед ней стоял бумажный пакет. Рядом лежали перчатки, которые она обычно носила, чтобы не касаться вещей, которые могли бы ей что-то сказать.

– Как прошел твой день? – спросила она, когда я потрогала бок керамического графина, холодного на ощупь.

– Как обычно. Куча приезжих, ищущих выгодные предложения и уезжающих разочарованными. Моя новая офис-менеджер Шарлин – кстати, без моего согласия – отменила предварительный просмотр дома, поэтому у меня было время заняться с ней йогой. Софи звонила не менее трехсот раз, чтобы спросить о цветах для свадьбы. Когда Шарлин вызвалась помочь, заявив, что раньше занималась организацией свадеб, я просто передала ей телефон. Убила двух зайцев одним выстрелом.

Губы матери тронула легкая улыбка.

– А еще я все-таки продала лофт в бывших складских помещениях на Ист-Бэй-стрит и заработала неплохие комиссионные. – Моей улыбки как не бывало, стоило мне подумать о том, сколько денег из этих комиссионных уйдет на новый фундамент дома на Трэдд-стрит.

Мать ничего не сказала. Посмотрев на нее внимательнее, я заметила, какая она сегодня усталая, подавленная и бледная. Я осторожно наклонилась к ней.

– В чем дело? – спросила я, сосредоточив внимание на пакете.

Она вопросительно подняла брови:

– Похоже, тебе пора задуматься об этом всерьез.

– О нет, только не это. – Я покачала головой и, открыв пакет, заглянула внутрь. Там, прижатые друг к другу, как дрова, лежали четыре игрушечных члена семьи из кукольного домика. – Зачем ты их трогала? Особенно без меня?

– Я без перчаток прикасалась только к матери. Она была самой слабой, поэтому я сочла ее самой безопасной. Но они постоянно приходили ко мне. В моих снах, вернее, кошмарах. Мать, Энн, все время хочет мне что-то показать, но Уильям и Гарольд не дают ей это сделать. Как будто они отчаянно хотят что-то скрыть.

– Почему ты ничего не сказала мне о своих снах?

– Я думала, что у тебя твои собственные сны, просто ты ничего о них не говорила. Пока этим утром Нола не сказала мне, что ей приснился плохой сон, и это был тот же сон, что постоянно снился и мне, и я поняла, что по какой-то причине они выбрали Нолу и меня.

– Нолу? Зачем она им?

Мать пристально посмотрела мне в глаза:

– Потому что она уязвима. – Она устало откинулась на спинку стула. – Нола сказала мне, что во сне приходила ее мать и прогнала их.

– Как ангел-хранитель, – тихо сказала я. – Я сказала Ноле, что, возможно, именно поэтому Бонни все еще здесь. Чтобы присматривать за ней. Думаю, когда я это сказала, Ноле стало легче. – Вспомнив свое недавнее посещение кладбища и фото, которое мне показала девочка-подросток, я рассказала о них матери. – Она защищала меня от Гарольда, но я не знаю почему. Нолы даже не было со мной рядом.

Мать поерзала на стуле, как будто ее что-то встревожило.

– Это точно была Бонни?

Я кивнула:

– Точно. Я видела ее достаточно часто рядом с Нолой. Так что да, это была она.

– Похоже, рядом с тобой она испытывает материнские чувства, но по какой причине, я даже ума не приложу.

Мать продолжала в упор разглядывать меня. Я даже почувствовала себя неловко.

– Тогда почему они приходят во сне к тебе и Ноле, а не ко мне?

– Они пытаются отпугнуть нас.

– От чего? – спросила я, бросив пакет на стол – не хотела прикасаться к нему дольше, чем то было необходимо.

– Они знают, что ты самая сильная, что ты можешь разыскать Энн и изолировать ее, найти то, что они всеми силами пытаются скрыть. Похоже, они считают, что мы с Нолой остановим тебя.

Останови ее.