Мгновенно произошла та же огромная вспышка электрических сигналов. Вновь Мингьюр был абсолютно неподвижен, без заметных перемен в положении тела в период отдыха и медитации. При этом монитор по-прежнему показывал тот же рост мозговых волн. Этот паттерн повторялся каждый раз при медитации сострадания, и исследователи в недоумении смотрели друг на друга, практически подпрыгивая на своих местах от возбуждения.

В тот момент команда знала, что присутствует при чем-то глубоком, чем-то, что никогда не наблюдалось ранее в лаборатории. Никто не знал, к чему это приведет, но каждый чувствовал, что это был важнейший переломный момент в истории нейронауки.

Новости об этом эксперименте стали научной сенсацией. На момент написания книги статья в журнале с отчетом об эксперименте была процитирована более 1100 раз во всемирной научной литературе[273]. Наука обратила внимание.

Примерно тогда, когда новости о поразительных данных Мингьюра Ринпоче облетели научный мир, его пригласили в лабораторию известного когнитивиста из Гарвардского университета. Там Мингьюр должен был следовать двум протоколам: согласно первому, он должен был создать тщательный визуальный образ, согласно второму, он оценивался на наличие таланта к экстрасенсорному восприятию. Когнитивист возлагал большие надежды на то, что зафиксирует достижения выдающегося объекта подобного исследования.

В это время переводчик Мингьюра буквально кипел от злости, потому что протокол был не только очень долгим и сложным, но и болезненно неуместным для медитативного опыта Мингьюра. С точки зрения переводчика, так относиться к учителю вроде Мингьюра было простым актом неуважения к тибетским нормам. Несмотря на это, Мингьюр сохранял свое привычное хорошее настроение.

Итоговый результат дня Мингьюра, проведенного в лаборатории: он провалил обе проверки, показав результаты не лучше, чем студенты-второкурсники, которые обычно участвовали в исследованиях.

Выяснилось, что Мингьюр давно не занимался визуализацией, с начального периода своей практики. Со временем его методы медитации претерпели эволюцию. Его текущий метод — открытое присутствие в настоящем, которое проявляется в виде доброты в повседневной жизни — заключается в отпускании любых мыслей, а не создании визуальных образов. Практика Мингьюра шла вразрез с целенаправленным созданием образа и соответствующих чувств, возможно, негативно влияя на любые навыки визуализации, которыми он прежде владел. Его участок мозга, отвечающий за зрительную память, не получал должной нагрузки, несмотря на то что тысячи часов были потрачены на другие виды ментальной тренировки.

Что касается экстрасенсорного восприятия, Мингьюр никогда не говорил о наличии таких суперспособностей. Более того, в текстах его традиции объяснялось, что любое увлечение подобными способностями означало отклонение от правильного пути, тупик.

Это не было секретом. Но никто не спросил его. Мингьюр столкнулся с парадоксом современных исследований сознания, ума и медитативной тренировки: исследователи медитации слишком часто не знают, что именно они исследуют.

Обычно в когнитивных нейронауках объект (термин, описывающий человека, который добровольно решает принять участие в исследовании) следует протоколу эксперимента, разработанному исследователем. Исследователь составляет протокол без обсуждения с объектом, отчасти потому, что объекты не должны знать о цели (во избежание потенциального фактора предвзятости). Также это происходит по той причине, что ученые имеют свои опорные точки — гипотезы, другие исследования в этой области, о которых они хотят заявить, и так далее. Ученые не принимают во внимание факт, что субъекты их исследования не слишком хорошо осведомлены об этом.

Традиционная научная позиция полностью исключала возможность оценить медитативный талант Мингьюра, как и наша ранняя попытка измерить ниббану. В обоих случаях разрыв между первыми и третьими лицами вел к неверной оценке того, где скрываются удивительные способности мастеров и каким образом их измерить. Это было похоже на проверку легендарного гольфиста вроде Джека Никлауса, если бы его попросили сделать несколько штрафных бросков в баскетбольное кольцо.

Вернемся в лабораторию Ричи. Следующее волшебство произошло, когда Мингьюр прошел другой ряд проверок, на этот раз с ФМРТ, которая создает нечто вроде 3D-видео мозговой активности. ФМРТ служит для науки своеобразным объективом, который дополняет ЭЭГ, отслеживающую электрическую активность мозга. Показатели электроэнцефалографии более точны в отношении времени, ФМРТ — более достоверна с точки зрения расположения нейронов.

ЭЭГ не показывает, что происходит в глубине мозга, не говоря уже о том, где в мозге произошли перемены. Этой пространственной точностью обладает ФМРТ, которая в мельчайших подробностях определяет участки мозговой активности. С другой стороны, ФМРТ, будучи требовательной в пространственном отношении, отслеживает время осуществления изменений, произошедших в одну-две секунды — гораздо медленнее, чем ЭЭГ.

В то время как мозг Мингьюра изучался с помощью ФМРТ, он занимался практикой развития сострадания. И снова Ричи и другие присутствующие в контрольном помещении испытали потрясение. Почему? Уровень активности участка мозга Мингьюра, отвечающего за эмпатию (который обычно немного разгорается во время этого ментального занятия), вырос на 700–800 %, чем во время предыдущего периода отдыха.

Такой огромный рост активности заводит науку в тупик: интенсивность, с которой эти состояния активировались в мозге Мингьюра, превышает интенсивность, которую мы видели в исследованиях «нормальных» людей. Ближайшее сходство наблюдается с людьми, подверженными эпилептическим припадкам, но эти эпизоды длятся несколько секунд, даже не минуту. Кроме того, мозг находится во власти припадка — тогда как данные Мингьюра показывали намеренный контроль мозговой деятельности.

Мингьюр был высоко одарен в медитации. Лабораторная команда поняла это, когда подсчитала общее количество часов практики — на тот момент 62 000 часов. Мингьюр вырос в семье мастеров медитации. Его брат Цокньи Ринпоче и единокровные братья Чоки Нима Ринпоче и Цикей Чоклинг Ринпоче считаются полноправными мастерами медитации.

Их отец Тулку Ургьен Ринпоче пользовался большим уважением в тибетском сообществе как один из нескольких великих ныне живущих мастеров этого внутреннего искусства, которые обучались в старом Тибете, но затем (под влиянием вторжения Китая) стали жить за пределами этой страны. На момент написания книги 42-летний Мингьюр в общей сложности провел в ретритах 10 лет. Тулку Ургьен предположительно провел в ретритах 20 лет своей жизни, а дедушка Мингьюра, отец Тулку Ургьена, посвятил ретритам более 30 лет[274].