— Ты говорил с ней? С моей малышкой Джинти?

— Нет, я пытался дозвониться, но там просто идут гудки. Если честно, Морис, я думаю, она может знать, что это я, и поэтому она не отвечает, не берет трубку, точняк, не берет трубку. Ага. Ага.

Морис трясет головой:

— Нет, не в этом дело, потому что она не берет трубку, даже если я ей звоню, — размахивает своим телефоном Морис. Джонти чувствует, как в кармане спортивок телефон Джинти трется об его собственный телефон. — О чем же вы еще спорили? — Морис смеряет Джонти одним глазом. — Кроме этих наркотиков, кокаина и парня в «Пабе без названия»?

— О деньгах, Морис, — произносит Джонти, почувствовав вдохновение.

— Да, с ними туго, и то правда. Да когда с ними было не туго?

— Верно, Морис, когда с ними было не туго!

Тут в кармане у Джонти раздается звонок. У него два телефона, его собственный и Джинти, и на обоих на звонке стоит «„Хартс“, „Хартс“, славные „Хартс“».

— Ты не хочешь, черт возьми, ответить?

Джонти встает и вытаскивает из кармана звонящий телефон. Он уверен, что ставил телефон Джинти на вибровызов. Но в руке у него все же оказывается ее трубка, она отличается от коричневого телефона Джонти тем, что вставлена в розовый чехол а-ля граф Розбери. Джонти с трудом сглатывает слюну, телефон продолжает звонить.

— Возьми свою чертову трубку! Может быть, это она, из телефонной будки или еще откуда! — сверкает глазами Морис.

И, медленно отходя к окну, Джонти отвечает. Он прижимает телефон к уху.

— Это ты, Джинти? Это Энджи! Куда ты пропала, Джинти? Это ты? — Джонти молча сбрасывает звонок.

— Кто это был? — интересуется Морис, пролистывая список телефонных номеров в собственном мобильнике.

— Ошиблись номером, — отвечает Джонти, — ну или не ошиблись, точняк, ну ты знаешь, опять эти, которые все пытаются продать тебе страховку.

— Вот мать их, достали уже, — ворчит Морис и продолжает возиться со своим телефоном, но уже более рассеянно. Он поднимает глаза на любовника своей дочери. — У меня нет денег, Джонти. Да ты и сам это знаешь, и Джинти знает. Я бы помог вам, если б мог, но я и сам едва свожу концы с концами. Видел все эти красные счета? Только от одного откупишься, другой уже тут как тут. — Морис качает головой.

Джонти тоже качает головой, потому что считает, что Морис прав.

— Ты прав, Морис, точняк, на самом деле, ты прав!

— Женщины. — Морис закатывает глаза и на несколько коротких секунд из-за этих очков и того, как падает свет, он так сильно напоминает Джонти свою мертвую дочь, что Джонти невольно охает. — Я не говорю, что с Джинти легко. — Морис совсем не замечает безысходность на лице Джонти. — Она росла сложной девчушкой. — Его лицо кривится в печальной улыбке. — Знаешь, я удивлен, что вы так долго были вместе. Я думал, она рассорится с тобой так же, как и со всеми, кто был прежде. Разумеется, Джонти, среди тех парней тоже были хорошие, и предостаточно! — Морис останавливает свой многослойный взгляд на Джонти. — Надеюсь, тебя не обижает то, что я говорю, Джонти? Но ты ведь знал, что к чему! Сам это сказал! Я про ссору! Про того парня! В «Пабе без названия»!

Но Джонти не хочет ничего этого слышать, нет, не хочет.

— Нет, Морис, конечно, ты имеешь право высказать свое мнение, точняк, точняк, высказать свое мнение, точняк… — рассеянно произносит он и снова садится на диван возле Мориса.

— Так что, у нее другой парень? Я не имею в виду какого-то там бродягу с пакетиком кокаина в кармане! Ты что-то недоговариваешь, верно? — Двоящиеся стеклянные глаза Мориса гипнотизируют Джонти. — Она наверняка сейчас живет у кого-то еще! Опять водит кого-нибудь за нос! Так ведь?

Мозг Джонти вскипает, но наружу выходит только мрачное бормотание:

— «Паб без названия»… это плохое место. Точняк, плохое.

— Заметь, Джонти, это не я сказал! Прежде чем ввести запрет на курение у себя в пабе, этот Джейк рассказывал всем направо и налево, что он скорее сядет в тюрьму, чем согласится на это. Вступил в КУКиШ, все такое! Его фотографию даже показали в новостях! А потом, как только они вводят запрет, он вышвыривает меня за то, что я затянулся! Говорит: «Это мой хлеб». — Лицо Мориса вспыхивает ненавистью. — Этот ублюдок вогнал нож в спину шотландских курильщиков!

— Вогнал…

— Ага, я иногда туда захожу и ничего не говорю на этот счет. Просто сажусь в углу и смотрю, молча его осуждаю, Джонти. Осуждаю его от лица всех потребителей табака в Шотландии. Проклятый лицемер!

— Осуждаешь…

— Но вот ты никогда не осуждаешь мою малышку Джинти, и мне это нравится. Да, ты ей предан, и мне нравится это в тебе, Джонти, — повторяет Морис и, кажется, уже хочет встать с дивана, но вместо этого подсаживается поближе к Джонти и кладет ему на плечо руку. — Не знаю, что она там о себе рассказывала за закрытыми дверьми и все такое прочее, но, думаю, что ее прошлое — это ее личное дело.

— Личное дело, — тихо вздыхает Джонти, поглаживая подбородок и глядя в пустоту.

— Да, много их было до тебя. — Брови Мориса выползают из-за оправы и поднимаются на лоб.

Джонти чувствует, что должен как-то отреагировать, но не знает как. Он думает о Джинти, сначала такой розовой, потом синей, потом золотой.

Морис резко сжимает его плечо. Из-за артрита рука Мориса выглядит, да и вцепляется в плоть, словно когти хищной птицы.

— И все они были куда более сообразительными, чем ты. — Морис бросает быстрый взгляд на пол и качает головой. — Это я виноват. Я говорил ей: «Найди парня с мозгами». Но парни с мозгами быстро все про нее понимали… — Он смотрит на Джонти и вдруг начинает заливаться слезами. — Где моя маленькая принцесса, Джонти? Где моя малышка Джинти?

Теперь очередь Джонти приобнимать Мориса за плечи:

— Ну, ну… Морис… не расстраивайся… ага… не надо…

Морис обвивает Джонти за тонкую талию сзади и говорит:

— Мне так одиноко, Джонти… Вероники нет… а теперь нет еще и малышки Джинти… понимаешь, о чем я?

— Ага…

— Тебе тоже будет одиноко, Джонти. Тебе будет ее не хватать и все такое, — тихо стонет Морис, но его глаза сосредоточены, он ждет реакции.

Джонти замерз, он сбит с толку и никак не реагирует на то, что палец Мориса опускается ему в треники и начинает его поглаживать.

— Ага… — Джонти смотрит на Мориса в профиль и видит его ноздри, все в маленьких красных паучьих лапках. Он чувствует, что должно произойти что-то плохое, но считает, что заслужил это.

— Остались только мы с тобой, да, приятель!

— Да… только мы…

А затем Морис разворачивается и целует Джонти в губы. Джонти не отвечает, но и не сопротивляется. Его сжатый рот напоминает ящик для писем. Морис отодвигается назад, но с лукавым и решительным видом начинает развязывать шнурок на трениках Джонти. Это не кажется Джонти таким же ужасающе преступным, как то, что Морис проделал только что.