– Так ей и надо, – сказал он. – Выпейте со мной, Валя, прекрасный вы человек. – И посмотрел на нее долгим «мужским» взглядом.

Валя улыбалась ему, как ребенку, которому прощают шалости.

– Мне больше не надо, Кирюша… – сказала она. – Я уже пьяна.

– А я похвастался, – сказал Кирюша, – и интересного ничего не могу придумать.

– А мне и так интересно, – сказала Валя.

– Почему это мне вам ни врать, ни хамить неохота…

Валя смотрела на Кирилла ясными глазами, и губы были на месте, а лицо улыбалось. И она казалась Кириллу очень приятной, мягкой и умной, и странно, что казалась иной когда-то.

– Вы хорошая – вот почему…

Он смотрел на Валю, и действительно ничего интересного не отыскивалось в голове. И ему показалось, что ее глаза позвали.

«Сейчас встану и поцелую», – думал он.

Оставалось еще полчаса.

А ее глаза вдруг перестали звать. Она встала будто зачем-то и села уже не рядом, а против Кирилла.

«Догадалась она, что ли? – подумал Кирилл. – Может, я все еще веду себя по-хамски по инерции… Она ведь хорошая».

Но лицо ее оставалось мягким и славным.

И Кирилл допил бутылку.

И Валя немного качалась на той стороне. И лицо ее то приближалось, то удалялось от него.

– Валя, вы – умница, – сказал он.

А на той стороне стола была уже не Валя, а вообще женщина. Она сидела на той стороне стола, улыбалась ласково и не отталкивала. А в его теле плюхалась волнами кровь. И под халатом он был голым и чувствовал свое тело.

И женщина на той стороне стола.

«Сейчас встану, подойду и поцелую…»

Он встал. Подошел.

«Чего ты боишься, дурак… Сейчас обниму за плечи…»

Он начал движение рукой. Рука, как деревянная, не слушалась. Замерла в воздухе. И что-то надо было уже делать с рукой, раз она на полдороге.

И Кирилл донес руку до ее головы. Прикоснулся.

А рука не слушалась.

Он дернул Валю за прядь и глупо рассмеялся.

Рука опустилась.

Валя встала.

– Ну, теперь уж окончательно пора, – сказала она. – Сейчас придет сестра.

«Дурак я, дурак…» – думал Кирилл.

– Какой я дурак, – сказал он, – ведь я действительно мог поставить вас в неловкое положение: я совсем забыл, что я в халате. И еще удивлялся, что вы так боитесь, что меня застанет ваша сестра!

Валя подала ему одежду.

Когда он оделся, то увидел, что Валя уже в пальто и накидывает косынку.

– А вы куда же? Такой дождь.

– Я вас провожу немного, – сказала Валя.

У самой двери они задержались на секунду. Валя потянулась и выключила свет и взялась за ручку двери.

Кирилл подпирал дверь плечом.

– Ну, пошли, – мягко сказала Валя.

Он видел только темный силуэт. По потолку ползали блики. Валя совсем рядом, вплотную, она хочет открыть дверь. А кровь бросается ему в голову.

И он не успел ничего подумать или решить и, не решаясь, не успев, уже обнимал ее плечи, притянул голову и поцеловал.

Им не хватило дыхания.

– Кирюша… – выдохнула она. – Кирюша…

И снова.

– Нам все-таки надо идти…

– Останемся, останемся, – шептал Кирилл.

– Надо идти… неужели ты думаешь, что я бы не осталась, если б могла?

Вышли. Так же хлестал дождь. Стукнул в разгоряченное Кирюхино лицо.

– Какая мерзость… Какая-то неправда и ложь, что нам некуда пойти!

– Ничего, Кирюша… Мне хорошо.

– Куда же ты-то в такой дождь? Шла бы домой.

Сказала Валя:

– Не могу же я тебя сейчас так отпустить. Я тебя не оставлю, – сказала она.

– Куда мы пойдем? – сказала она.

– Некуда.

– А в общежитие? Я тебя провожу…

– Не пустят, – сказал Кирилл. – Поздно.

Хотя, конечно, пустили бы. Но не хотелось, чтобы так и расстались. Почему-то во что бы то ни стало нельзя было отпустить Валю. Но идти было некуда.

– Что же делать? – сказала она.

Дождь. Дождь. Струи за шиворот.

Какая она маленькая, сжавшаяся! И Кирилл почувствовал свое тело – сильным, упругим, себя – рослым, стройным. Обнял Валю за плечи. Получилось это, впрочем, как-то деревянно.

Шли.

– Попробуем зайти к Генке, – сказал он. – Это в другом общежитии, там комендант либеральный. Может, пустят.

– А что там?

– Посидим хоть…

Но сам знал, что комендант там нисколько не либеральней. Знал еще: чтобы пройти к специалисту, надо миновать еще одну комнату, а ее запирают на ночь, что уже все спят, что будить посторонних людей он не решится, а специалиста он и видеть-то не может. Все это он знал, но, не зная зачем, оттягивал время, когда надо будет сказать: «Ты иди… Что тебе мучиться, мокнуть? Иди спать».

И они подошли, обнявшись и молча, к Генкиному общежитию. И все спали. И дверь в проходную комнату была заперта. Кирилл выругался для проформы: все это он ожидал, и это его устраивало. И даже прошли они заглянуть в окна, но в окнах не было света, и в Генкином окне тоже. И Кирилл даже обрадовался этому.

А идти некуда.

Дождь. Дождь.

– Промокла, бедная…

– Да нет, ничего. Где же ты спать будешь?

– Придется на лестнице, – беспечно и бодро сказал Кирилл, словно это было для него тыщу раз привычное дело.

– Как же – на лестнице?..

– Обыкновенно.

– Какая досада, что действительно есть сестра, – улыбнулась Валя.

А Кирилл обрадовался идее, что есть лестница, где нет дождя и нет людей, и можно побыть с Валей наедине.

– Осталось-то пустяки, – сказал Кирилл. – Часа четыре – и на работу. Мне в утро.

Они выбирали дом. Но не слишком долго. Потому что дождь. И в конце концов вошли в первый попавшийся.

– Я пойду, – сказала Валя.

Они долго целовались у батареи.

– Я пойду, – сказала Валя.

– Пойдем, выберем мне подходящую площадку, – сказал Кирилл.

Они поднимались, и останавливались, и поднимались до предпоследней площадки. Выше, в тупике, была последняя квартира, а на этой площадке большое, с полу, окно.

– Вот тут, – сказал Кирилл.